Борис Докторов

 

Владимир Ядов. Он был таким

 

25 апреля 2019 года исполняется 90 лет со дня рождения Владимира Александровича Ядова.

Ядов был Личностью и Гражданином.

Ученым и Учителем.

Лидером и Самим Собою.

О Ядове уже написано немало и будет написано много больше. О нем легко писать; о нем хочется писать.

Сейчас представлю Ядова лишь четырьмя портретами, на мой взгляд, вместе достаточно полно представляющими его:
1) краткой автобиографией, или беглым автопортретом;
2) зарисовкой Ядова в родственном ему эстонском ландшафте;
3) фотографией, которая ему нравилась более других, и
4) фрагментами двух песен, особенно дорогих его сердцу.

Автопортрет

Приводимый ниже текст был написан Владимиром Александровичем в начале октября 2013 года, возможно, на его эстонском хуторе или сразу по возвращении оттуда в Москву. Он был здоров, активен в работе, встречался с коллегами, строил планы. Через несколько месяцев ему исполнялось 85 лет и, допускаю, он итожил прожитое. И пришёл к выводу, очень «ядовскому», оптимистическому: «Я бы сказал, что прожил удивительно счастливую жизнь». Приведу это письмо полностью:

«Что бы я сказал о своей жизни?

Я бы сказал, что прожил удивительно счастливую жизнь. Моему поколению выпало прожить не одну, а семь жизней: довоенную послеоктябрьскую, период страшной войны, послевоенную, полную надежд, хрущевскую оттепель, затхлую брежневскую, великую горбачёвскую перестройку и, наконец, нынешнюю эпоху коррупционного и правового беспредела.

Сколько социальных ролей было исполнено? Начал капризным ребёнком при любящих родителях, дворовым хулиганом, примерным пионером со всевозможными значками юного ленинца, от ГТО и юного Ворошиловского стрелка до значка МОПР (Международная организация помощи борцам революции); гордился пионерским галстуком и испанкой с красной кисточкой на стриженой под ноль голове; эвакуированным заморышем шагал с барабаном впереди отряда в деревне под Лугой; вместе с ребятами из четвёртого класса под бомбами реэвакуировался в Ленинград и опять под обстрелом был отправлен эшелоном детей в Ярославскую область; пас овец и собирал колоски; в комсомол меня принимали в г. Буй, куда шли 10 км, а в райкоме демонстрировали знание нового гимна страны: “Нас вырастил Сталин…”.

Товарным вагоном с мамой и сестрой вернулся в Ленинград; 9-й класс окончил курсантом авиашколы, гордился лётной формой с крылышками на погонах; День победы встретил с друзьями на Дворцовой площади.

А дальше: был комсоргом факультета и зам. секретаря комитета ВЛКСМ университета; с партийным выговором учительствовал в начальной школе; исключённым из партии был рабочим резбошлифовщиком; после смерти Сталина с партбилетом ненадолго стал аспирантом и два года Первым секретарем РК ВЛКСМ; благодаря язве желудка, валялся в больнице и там почти закончил диссертацию.

Вместе с Андреем Здравомысловым организовал первую в стране лабораторию социологических исследований. Был руководителем отдела ИКСИ в Ленинграде, руководителем социологического отдела в ИСЭП, старшим сотрудником Ленфилиала Института истории естествознания и техники. Добрался до должности директора академического института… Был вице-президентом трёх международных ассоциаций…

Безмерно счастлив с Люкой, со школьных лет моей любимой подругой на всю жизнь: горжусь Колей, своим сыном, человеком чести; двумя внучками, внуком и двумя правнуками.

Счастлив работой с друзьями-коллегами, вместе с которыми немало опубликовали, за что не стыдно; счастлив с друзьями единомышленниками своего поколения, из которых многих уже нет с нами; счастлив с коллегами по работе…

Что не успел сделать? Всё, к чему лежала душа, исполнил. Долгов не оставляю.

О чём жалею? Жалею лишь о том, что не поспел на фронт.

Вероятно, за истекшие годы обидел многих, но, поверьте, без злого умысла».

Приведу и мой ответ (8 октября 2013 г.):

«...спасибо за текст… это как же здорово читать “Я… прожил удивительно счастливую жизнь”. Но скажу тебе, ты сделал гораздо больше, чем написал, несоизмеримо больше. Это я говорю тебе и как друг, и как историк нашей социологии...».

Ядов на автовокзале в Раквере

Ядов писал мне: «Эстонию я люблю, это моя вторая малая родина. Хутор купили более 20 лет назад...». И еще: «Я чувствую себя на эстонском хуторе очень комфортно. И полюбил этот народ. Он совсем другой. Имперских притязаний нет, сами освоили землю, где прошёл ледник. До сих пор на нашем маленьком участке при пахоте вылезают камни. А на больших полях — груды валунов, и старые дома построены из таких камней. Они свою землю выстрадали. Слово maa — “земля” — употребляется во многих сочетаниях, близких по смыслу к понятию “Родина”. Мой хутор официально обозначен на карте земельного департамента как Jadovimaa “Kastani”».

Приведу эпизод из жизни Ядова на хуторе, рассказанный его многолетним другом, социологом Юло Вооглайдом. В нем отражена и широкая известность Ядова в Эстонии и жизненность, естественность его поведения.

«Многие старались помочь Ядову жить на хуторе, но он всё же стремился быть самостоятельным. Купил себе мопед и стал ездить за хлебом. Он стремился обгонять бегущих по дороге собак, и если удавалось, то смотрел через плечо на отставших, но однажды не заметил камень на дороге. Результат: несколько переломов, гипс, на всё лето костыли. Вот в таком виде он оказался в близлежащем городе Раквере на автовокзале, ждал автобуса, чтобы вернуться на хутор после врача.

Его заметила там женщина, которая в студенческие годы слушала его лекции, и стала звонить знакомым. “Представляешь, — говорила она, — что мы тут видели. В Раквере на автовокзале сидит бродяга, рядом шапка и костыли, а лицо — ну точно как у Ядова! Есть же на свете похожие люди!”».

Фотография от Владимира Паниотто

Понятно, что Ядова многие фотографировали, но, по-моему, один из лучших его фотопортретов сделан в Киеве в 1989 году украинским социологом Владимиром Паниотто. Приведу его воспоминание о том как это было:

«Не помню цель визита Владимира Александровича, но журнал “Философская и социологическая мысль” попросил меня взять у него интервью [1]. Когда интервью готовили в печать, Юрий Прилюк – главный редактор журнала, попросил меня достать еще фото Ядова. Во время интервью я об этом не подумал, к этому времени Ядов уже уехал и все, что у меня было – это [БД: несколько фотографий Ядова, снятых на улице, на которых он был шапке]. Но все остальные фото в журнале нормальные, без головного убора, а Ядов в кепке. Юра Прилюк, однако, поместил все же фотографию в журнале <…> и придумал, как оправдать эту кепку. В интервью, кроме всего прочего, В. Ядов говорит о том, что качество социологических исследований зависит от требовательности заказчика: “Но если заказчик не требует…ну и не надо, ну и хорошо, дешевле будет, проще… Я вот был в парикмахерской, наименований стрижек не знаю и прошу: «сделайте как-нибудь». Вот парикмахер меня как-нибудь и сделал, полюбуйтесь”. И тут Юра Прилюк вставил фразу “Ну ничего, мы Вас в кепке сфотографируем”».

Фрагменты двух песен, особенно дорогих сердцу Ядова

Любимые человеком песни – это тоже его краткие автобиографии...

В ходе некоторых дружеских посиделок Ядов иногда запевал «Ошибку», или «Мы похоронены где-то под Нарвой». В этом была его живая память о войне, на которую Ядов не успел попасть, и память об отце, любившем эту песню. Приведу начало и конец трагедии, рассказанной Александром Галичем https://www.youtube.com/watch?v=0uFP8ht8Smo:https://www.youtube.com/watch?v=0uFP8ht8Smo

Мы похоронены где-то под Нарвой,
Под Нарвой, под Нарвой,
Мы похоронены где-то под Нарвой,
Мы были — и нет. 

Так и лежим, как шагали, попарно,
Попарно, попарно,
Так и лежим, как шагали, попарно, 
И общий привет! 
...

Где полегла в сорок третьем пехота,
Где полегла в сорок третьем пехота,
Там по пороше гуляет охота, 
Трубят егеря... 

В одном из писем Ядов отметил: «Даже, когда стал директором организатором Института социологии на каком-то партсобрании произнёс душевную речь в том смысле, что в руководстве партии были всякие, но многие рядовые коммунисты искренне верили в идею и жертвовали ради неё своей жизнью. Одна из любимых моих песен — “И комиссары в красных шлемах склонятся низко надо мной”».

Это фраза – допустимое изменение слов песни Булата Окуджавы - «Сентиментальный марш» https://www.youtube.com/watch?v=Gdrg_0x4RqA:

«Но если вдруг когда-нибудь мне уберечься не удастся,
Какое б новое сраженье ни покачнуло шар земной,
Я все равно паду на той, на той единственной Гражданской,
И комиссары в пыльных шлемах склонятся молча надо мной».

Все верно. Ядов сразу стал и всегда оставался «шестидесятником»...

 

1. Социология должна стать самостоятельной наукой. – Филос. и социол. мысль, 1989, №7.