Л.М. Дробижева. Интеграционные процессы в полиэтническом российском обществе

 Дробижева Л. М. Интеграционные процессы в полиэтническом российском обществе.

Современная Россия находится в состоянии преодоления последствий перехода от советской эпохи к демократическому транзиту и от переходного времени к выбору своего пути и места в мировом сообществе. Выбор идет по трем векторам – политическому, экономическому, с соответствующими последствиями в социальной структуре и идеологическому, в соответствии с которым выстраивается пространство меняющихся идентичностей и солидарностей, их ценностно-нормативный и коммуникационный потенциал.

В современных российских условиях фиксируются две разнонаправленные тенденции – глобализационные, модернизационные - распространение единой системы информации, интернет-сетей, единых трудовых норм, соответствующих перетеканию капитала,  типа отношений и одновременно относительно низкая пространственная мобильность обедневшего российского населения в условиях колоссальных размеров страны и региональных административных границ, замыкающих жизнедеятельность проживающего на их территории населения, исторические, социально-культурные традиции, обуславливающие глокализацию как в масштабах страны, так и ее регионов.

На уровне институтов, элит, социальных и этнических групп есть совпадающие и разные интересы относительно развития этих двух тенденций. Интересы определяют идеологию и ценности, представления граждан, идентифицирующих себя со страной, обществом, государством, локальностью, культурой.

Статья посвящена тому, как отражаются интеграционные процессы на идентичность россиян, соотношение государственно-гражданской, региональной, этнической идентичности, их динамике и особенностях проявлений в регионах.

Все граждане Российской Федерации переживали переосмысление, в какой стране они живут с ее новыми территориальными очертаниями, этническим составом населения, политическим устройством, рождающимися и отмирающими ценностями, изменяющейся социальной стратификации. Скорости и масштабы осознания трансформационных изменений, встраивание в новую систему отношений, освоение новых смыслов и значений были разными. И это определяло то многообразие жизненного мира, в котором происходила, с одной стороны, индивидуализация идентичностей людей, а с другой, росла потребность в пространстве, где тебя понимают и разделяют какие-то интересы, важность больших, воображаемых (с точки зрения представляемых людьми) сообществ – политической нации, государственного, гражданского сообщества, республиканского, областного, этнического сообщества. Прошедшие с 1991 г. 15 лет - срок исторически небольшой, но не случайно социологи во всем мире выделяют один тренд – время сжимается, а пространство фрагментируется. За истекшее время существования новой России ныне живущее поколение пережило  период последствия распада СССР и взрывы этничности, национальные движения, суверенизации в республиках, сепаратизм регионов, и затем укрепление вертикали власти, переосмысление демократизации первого этапа трансформации. Это было время кардинальных социальных изменений – формирования новых социальных слоев, новых стилей жизни, ценностей, ориентаций  в экономической и социально-культурной сферах, смены политического устройства общества. В жизни разных людей субъектов Российской Федерации одни изменения воспринимались как позитивные, иные как деструктивные, и при этом они накладывались друг на друга, образуя сложные конфигурации, неоднозначно, воспринимаемые в Центре и отличающихся регионах, в городской и сельской среде, в разных поколениях.

Мы постараемся показать, как эти изменения, отразились на самосознании людей, их идентичности. Понятие государственно-гражданской, или национально-гражданская идентичность достаточно новое для нашей публичной сферы, да и российской научной литературы. Новое, потому что исторически сложилось в России понимание нации как этнокультурной общности. И только в постсоветское время стали употребляться такие понятия, как государственная идентичность, россияне, российская идентичность. Был поставлен вопрос[1], а затем в политический и научный лексикон вошло понимание нации как граждан государства, как понимается он во Франции, Великобритании, США. За этими инициативами был политический смысл, а не только стремление ученых писать на языке более понятном для мирового сообщества.

Если под нацией понимается государственная общность, то снимется или во всяком случае подрывается в законодательном пространстве право наций как этнокультурных, этнических образований на самоопределение вплоть до образования самостоятельного суверенного государства. Право на суверенитет в таком случае закрепляется за государственной (российской) общностью.

Споры могли бы продолжаться, ведь в начале 90-х годов российские республики приняли Декларации о суверенитете. В начале 2000-х годов законодательное пространство изменилось. Верховный суд РФ принял решение о несоответствии положений Конституций Республик Конституции РФ в той их части, где говорилось о суверенности республик. (Понятие разделенного суверенитета стало уходить из доктринального поля.) Это, естественно, улавливалось, прежде всего, законодателями, политиками в Центре и республиках, областях. Подавляющая часть населения даже в республиках не знала об этом. В республиках отмечаются еще «Дни провозглашения суверенитета республики», а в некоторых уже «День республики». Очевидно, в массовом сознании эти перемены не так уже фиксировались. То же мы видели из интервью с представителями элитных групп в регионах.

Более заметным и замечаемым стало употребление в публичном пространстве и прежде всего в выступлениях Президента РФ понятия нации не  этнокультурном значении, а в смысле государственной, гражданской общности – политической нации. В таком значении понятие нации и производное от него определение «национальный» (доход, интересы и т.д.) в Посланиях Президента РФ Федеральному собранию в 2000 г. употреблялось 10 раз, в 2007 г. – 18 раз[2], в Послании 2005 г.5 раз употреблялось само понятие нации  значении государственной общности. Оно находит выражение в дискурсе через такие определения, как «Российская нация», «граждане России», «мы как нация», «мы  народ России», «единый народ России»[3].

На встрече по вопросам межнациональных и межконфессиональных отношений 5 февраля 2004 г. Президент РФ говорил: «Сегодня мы имеем все основания говорить о российском народе как о единой нации.  Есть, на мой взгляд, нечто такое,  что нас объединяет... Представители самых разных этносов и религий в России ощущают себя действительно единым народом»[4].

Таким образом, мы не случайно обращаемся именно к этому понятию – государственно-гражданская, национально-гражданская идентичность, которое включает не только лояльность государству, но и отождествление с гражданами страны, представления об этом сообществе, ответственность за судьбу страны и чувства, переживаемые людьми (гордость, обиды разочарования, пессимизм или энтузиазм). Так же, как и в республиканской, локальной, этнической идентичности здесь присутствуют когнитивные, эмоциональные и регулятивные элементы  (готовность к действию во имя этих представлений и переживаний). Политические, социально-культурные, экономические изменения в обществе находят отражение в государственно-гражданской идентичности, поэтому по изменениям в идентичности судят о направлениях в развитии общества, но и сама идентичность, ее характер, масштабность, интенсивность, способствует ориентации и мобилизации людей, становится социальным ресурсом в общественном развитии. Именно с этих точек зрения мы постараемся рассмотреть идентичность россиян как ресурс государства и общества и в то же время как некий барометр их изменений.

Государственно-гражданская идентичность редко рассматривается в соотношении с такими групповыми идентичностями, как социальные, и даже поколенческие, и намного чаще сравнивается с региональными и этническими, так как эмплицитно предполагается, что именно они способны «противостоять», подпитывать сепаратизм территорий. Поэтому именно на соотношение государственно-гражданской идентичности с последними обращается особое внимание.

Этническая идентичность, так же как государственная, нами понимается широко, не только как самоотождествление, но и представление о своем народе, его языке, культуре, территории, интересах, а также эмоциональное отношение к ним, и при определенных условиях готовность действовать во имя этих представлений.

Приступая к исследованию, мы понимали, что современная идентичность россиян – сложный конгломерат новой российской идентичности, ностальгической советской, социальной, региональной, локальной, этнокультурной, религиозной идентичностей.

Задачи состояли в том, чтобы:

• Оценить модернизационные и традиционалистские тенденции применительно к регионам и стране в целом и выявить доминирующие перспективные направления.
• Дать реальную оценку и перспективность интегрирующих общество ценностей в условиях глобализации и глокализации.
• Оценить модернистские, традиционалистские или амбивалентные ценности, будут доминировать в перспективе в регионах.

·     Определить, какой тип идентичности – государственно-гражданской, региональной, этнической религиозной будет доминирующим. Какие наиболее важные факторы будут влиять на российскую ментальность в перспективе.

Все исследовательские центры, отслеживающие динамику российской идентичности фиксируют ее устойчивость и приближение к условно называемым базовым идентификациям (семья, профессия и др.). По исследованию Всероссийского Центра трансформационных процессов Института социологии в 2002 г. солидаризовались с образом «мы - россияне» 63 %.[5]

Институт Комплексных социальных исследований, проводивший Исследования по всероссийской выборке в 2004 г. фиксировал российскую идентичность у 45,4 % жителей мегаполисов и 51,4 % в провинции[6]. Данные могут несколько расходиться в зависимости от формулировки вопроса. Согласно последнему исследованию по проекту РМЭЗ (RLMS)[7], где по нашей просьбе была дана формулировка «мы - идентификаций», использованная Е. Н. Даниловой – В. А. Ядовым «мы – граждане России» ощущали себя «часто» и «иногда» 65 % (68 % горожан и 59 – жителей села).Далее при рассмотрении идентичности в регионах мы будем использовать данные, которые были получены в 2006 г. в результате совместной работы ресурсной группы Института Социологии РАН с Межрегиональными исследовательскими Научными Центрами (МИОНами, работающими при поддержке Министерства образования РФ и Ино-Центра),* а также материалами, полученными в результате социологических исследований в таких республиках, как Саха (Якутия) в 2006 и 2007 гг. и Татарстан в 2007 г.* Выборки в этих регионах были репрезентативными для региона и в республиках для основных контактирующих этнических групп. По данным опросов в регионах с доминирующим русским гражданами России ощущали себя от 95 – 90% жителей в Свердловской, Томской, Воронежской областей и 82 – 77% в Саратовской, Калининградской области, Приморье (всего по массиву опрошенных более 80 %).

При этом свыше половины респондентов по данным в областях нашего исследования присоединились к тем, кто ощущает себя гражданами России в значительной степени.

В целом, в Саха (Якутии) в сравнении с 90-ми гг. и у якутов и у русских в Саха (Якутии) в 2007 г. очевидно выросло представление  «мы – россияне», причем у русских меньше ( оно и в 90-е годы было высоким), чем у якутов. Более 90% якутов и русских в той или иной мере идентифицируют себя как «граждане России». В значительной степени  отождествляли себя с гражданами России, т.е. имели национально-гражданскую идентичность у якутов 63% (в 90-е годы так идентифицировали себя не более 20%), у русских 81% (в 90-е – 79%).

Парадокс в 90-е годы был в том, что при довольно низких показателях связанности именно с гражданами России даже среди горожан, т.е. более информированной, образованной части населения, людей, которые часто  «ощущали близость, единство со всеми гражданами России», было всего не более 4 % якутов и 14% русских, в то время как, отвечая на вопрос, который ставился с ориентацией  на административно-территориальную идентификацию - «Кем Вы себя  больше чувствуете: якутянином или россиянином, и тем и другим в равной степени», россиянами в той или иной мере идентифицировали в 5 раз больше и якутов и русских.

Сейчас, в 2007 году при несомненном общем росте российской идентичности доля тех, кто ассоциирует себя в значительной мере с гражданами России среди якутов стало практически в 2 раза больше, чем тех, кто считает себя россиянином в административно-территориальном отношении (63% против 37%), и среди русских стало уже в равном отношении соответственно 81-82%.

Российская и региональная идентичность якутов и ответы на вопрос:

кем Вы себя ощущаете?

При этом  русских, которые в значительной степени считали себя «гражданами России» было более чем  1,5 раза больше, чем идентифицирующих себя с россиянами в основном по административно-территориальной или, возможно, по государственной принадлежности.

Таким образом, парадокс стал разрешимым. Надо полагать, наши респонденты улавливали разницу в том, что значит быть просто россиянином больше в значении государственной принадлежности или быть гражданином России.

Гражданская общность у нас только формируется. Это во Франции, как мы уже упоминали, такая общность исторически сформировалась в антитезе королевской власти как гражданское сообщество, которое и сейчас культивируется, правда, теперь чаще политиками в стремлении снять этническую и социальную дифференциацию. У нас же историко-культурная константа в самосознании людей была иной. И лишь в последнее время не только демократически ориентированные идеологи, но и представители власти стали проявлять интерес к формированию гражданского общества, его ценностей и норм.

В первом Президентском Послании Федеральному Собранию в июле 2000 года В.В.Путин «Наша важнейшая задача – научиться использовать инструменты государства для…свободы развития институтов гражданского общества… Мы привыкли смотреть на Россию как на систему органов власти или как на хозяйственный организм. Но Россия – это, прежде всего, люди, которые считают ее своим домом.»[8]

Эти слова должны были бы стать ориентиром.

Создание Общественной Палаты, Советов при Администрации Президента РФ говорят об этих стремлениях, но сверху. Снизу же имеем лишь дисперсно рассеянные протестные акции то экологов, то недовольных невыплатами зарплат или реализацией национальных проектов (обеспечение лекарствами и т.д.). Но все же сдвиги в обществе происходят.

Данные последних опросов показывают, что большинство наших граждан уже считает, что быть гражданином России значит «чувствовать ответственность за страну». От 62 до 76% респондентов в Приморье, Томске, Екатеринбурге, Саратове, Воронеже, Калининграде считали это «очень важным».

Следовательно, и данные по Саха (Якутии) об общности русских и якутов в гражданском сообществе России - это больше, чем ощущение себя россиянами просто как территориальной, административной общности. Надо сказать, что и среди факторов, которые консолидируют якутян с гражданами страны треть якутов и четверть русских назвали именно «ответственность за судьбу страны». По рейтингу консолидирующих факторов гражданская ответственность на втором месте, конкурируя с такими представлениями, как «родная земля, природа» и «общее историческое прошлое».Но доминирует, конечно,  в том числе и в силу этого исторического прошлого, - «единое государство» - административно-территориальный фактор.

В приведенных данных интересно отметить, что якуты не меньше чем русские, а даже чуть больше консолидируются с гражданами России, чувствуя ответственность за судьбу страны и единое государство (свыше 70%). И вот теперь, если мы сравним данные на рис.1 и рис.3, то увидим: при том, что тесную связанность (в значительной степени) с гражданами России якуты ощущают реже, чем русские, но государственное единство и ответственность за судьбу страны чувствуют отнюдь не меньше, а даже чуть больше.

Отметим также, что по данным этого исследования, региональная идентичность в целом оказалась не выше российской. В Калининграде россиянами и жителями города, области считает себя одинаковая доля населения (77 %), в Воронежской, Томской области и, что примечательно, в Приморье российская идентичность даже чуть значительнее региональной. В Приморье, например, в значительной степени ощущают себя россиянами 57 %,  а земляками, жителями локальностей, области – 39 %, а ведь именно относительно этого региона досужие политики высказывают опасения дистанцирования.

В 90-е годы, когда власть в Федеральном Центре строила отношения  с субъектами Федерации по принципу передачи льгот в обмен на лояльность, и легитимность президентской власти падала, рост солидарности в регионах, в том числе республиканской, идентичности воспринимался в Центре как политически опасное явление. Надо сказать, что и во всем мире в условиях глобализации замыкание в  локальные и этнические общности интерпретируется как традиционализм, противостоящий модернизму.

В российских республиках тогда был действительно высокий уровень и региональной, и этнической идентичности, значимо превосходящий общероссийскую идентичность. В основном якутянами в 1999г. считало себя 77% городских якутов и 85% сельских, а россиянами, как мы уже упоминали, около 20%, да и русских, считавших себя в основном россиянами было в республике коло половины. Надо сказать, что и в других субъектах Федерации, особенно в республиках, региональная, республиканская идентичность – в Татарстане, Башкортостане, Северной Осетии-Алании у населения была заметно выше. Что говорить, если в начале 90-х в Москве – столице государства – лишь четверть москвичей идентифицировали себя как россияне, а остальные еще чувствовали себя гражданами СССР или не могли определить себя. Многие люди тогда еще не оправились от распада Союза, другие ожидали, что СССР сменит СНГ, территориальные границы представлялись нечеткими, новые социальные отношения еще только формировались и выглядели фрагментарными. В тех условиях идентичность русских ученые оценивали как кризисную.

Граждане российских республик, особенно национальности, дающие название республикам, тогда были в более комфортном положении. Элиты республик развернули деятельность по формированию локальной идентичности. Создавались гимны республик, появились флаги, гербы, в республиках выбирались очень популярные свои президенты, формировалась гордость за свою республику.

В ситуации трансформаций во всех сферах жизни, нечеткости директив и дискуссий в Центре локальная идентичность представлялась как нечто более определенное, привычное, надежное, прикрываемое провозглашенными суверенитетами.

Суверенитеты тогда воспринимались к тому же как некая компенсация за нереализованные интересы наров в советское время. Местные  элиты успешно использовали возможности, открытые демократизацией политической системы, и немало сделали не только для изменения  идеологии, но и использования местных экономических ресурсов. В результате слово «суверенитет» стало знакомо не только горожанам, но и сельским жителям республик. В этом мы убеждались в ходе опросов и 1994 и в 1997-1999 годов. Элементы суверенитета, полученные в постперестроечное время, прямо скажем, высоко оценивались не только элитой, но и всем населением республик. В 1999 году практически 60% якутов и четверть русских республики (в основном старожилы) полагали, что « республика должна быть суверенным государством в составе Российской Федерации», а не просто республикой в Российской Федерации. 70% якутов и более 50% русских соглашалось с мнением: «Землей, природными ресурсами должна распоряжаться только республика».

Среди перемен, положительно повлиявших на жизнь в российском обществе, таких как «свобода средств массовой информации», «многопартийные выборы», «расширение отношений с Западом», «суверенитет российских республик», находило самую высокую поддержку среди якутов и практически равную со свободой СМИ и расширением отношений с Западом у русских.

Решение Конституционного Суда РФ отменило право республик называться суверенными. Но отказаться в самих республиках от этого статуса было нелегко. Приведение законодательных норм, положений Конституций  республик в соответствие с Конституцией и всей законодательной базой Российской Федерации в период президентства В.В.Путина было очень нелегким процессом. Иногда законодатели в республиках  прибегали к каким-то компромиссным решениях с их точки зрения или «уловкам» сточки зрения  законодателей Центра. Например, в Конституции Башкортостана говорится о государственности, а государственности, как известно, без суверенитета не бывает.

Конечно, психологически трудно было в республиках отказаться от каких-то пусть иногда и символьных знаков достижений. Не случайно Дни провозглашения суверенитетов празднуются в республиках и теперь. В Саха (Якутии) 27 сентября  проходят праздничные мероприятия, посвященные годовщине принятия Декларации о государственном суверенитете республики. Теперь в выступлениях руководителей республики акцентируется внимание на значимости этих событий для социально-экономического развития республики, в то время как в 90-е годы много внимания уделялось возрождению культуры  народов.

Сейчас практически республиканская идентификация остается столь же массовой, но теперь она по распространенности такая же, как государственно-гражданская. И она почти одинаково распространена  как среди якутов, так и русских, разница в том, что среди якутов идентификация» мы – якутяне», конечно, чуть выше (96% у якутов – 87% у русских).

В отличие от опросов 90-х гг. и начала 2000-х гражданская идентичность оказалась более значимой, чем этнонациональная идентичность (в массиве опрошенных доминирующее большинство - русские). Людей, которые не ощущают близости с людьми своей национальности, не много (от 9 до 26-27 % - Томск, Калининград, где, возможно, в массив опрошенных попало больше маргиналов), но важно, что тех, кто в значительной степени ощущает связь с людьми той же национальности было по регионам не более трети[9]. Это, скорее всего, дает основания говорить о преодолении кризисных элементов в российском и русском самосознании.

Конечно, сильная национальная (в значении «государственная») идентичность тоже может быть тревожным симптомом возможно назревающих изоляционистских настроений. Но на данном этапе это, скорее всего, компенсаторное изменение в самосознании российских граждан после переживания распада Союза и огульной критики прошлого. К тому же, возможно, это результат активного идеологического воздействия Администрации Президента РФ по конструированию представлений о принадлежности к общности, общей идентичности граждан России и солидарности. Как известно, борьба за номинацию, за наименование признается в современном мире одним из важных ресурсов, способных обеспечить социальное доминирование. Президентский дискурс в этом отношении – важный стимулятор формирования «образа мы», транслируемый при помощи образования, СМИ (слова, как заметил П. Бурдье, «в значительной мере делают вещи»)[10].

Важным смысловым конструктом была дихотомия «мы - они». В роли «они» были и терроризм, и олигархические группировки, и коррупция. Например, «Целостность страны оказалась нарушенной террористической интервенцией», «олигархические группировки … обслуживают исключительно собственные интересы», «российское общество воспринимает судебную систему как коррумпированную». Конструируется образ: «Россия была, есть и, конечно, будет, крупнейшей европейской нацией», «Цивилизаторская миссия российской нации на Европейском континенте должна быть продолжена».[11]

В Послании Федеральному собранию 2007 г. – «Используя … все самое современное, все самое новое…, мы, вместе с тем, должны и будем опираться на базовые морально-нравственные ценности, выработанные народом России, за более чем тысячелетнюю свою историю … Только в этом случае нас ждет успех». «Подавляющее большинство граждан страны» - говорил Президент, мы должны сделать «реальными соучастниками общего созидательного процесса». Граждане должны «гордиться своей страной», «каждый гражданин России должен чувствовать свою сопричастность с судьбой государства».[12] 

Естественно, не все читали Президентские Послания, но их транслируют по радио и ТВ, они выходят в публичную, образовательную сферу, заявляются авторитетами, формируя представления. А «если человек определяет ситуацию как реальную, то она становится реальной по своим последствиям», как принято говорить в гуманитарной среде (теорема Томаса).

Очевидно, что российская идентичность становится реальной. Проблема для определения будущего России – какой будет эта идентичность.

Ассоциируя себя с гражданами России, как показывает глубинное интервьюирование, респонденты часто имеют ввиду государство, а не гражданство как сообщество.  В устоявшихся демократиях граждане – это политическая нация, сообщество, а государство – институты, служащие этому сообществу. В истории нашей страны институты власти были распорядителями судеб людей. Многие политики, ученые отмечали особую роль государства в нашей стране как инициатора модернизационных перемен. Однако, в постсоветское время ситуация стала меняться, специалисты утверждают, что гражданское общество у нас еще только формируется. С чем же тогда люди могут ассоциироваться в государстве? Поэтому. Конечно, у нас государственная гражданская идентичность совмещается.

Что значит «быть россиянином»? Одним из вариантов ответа было – «чувствовать ответственность за страну».

Важность этого для граждан отметили 88 % по массиву, свыше 90 % респондентов отметили это в Калининградской, Свердловской, Томской, Воронежской обл. свыше 80 % - Саратовской, Приморье.[13] Причем более 60 % во всех регионах считали, что чувство ответственности очень важная характеристика.

Удивительно, но до одного процента в целом по массиву совпали представления людей о том, что «важно быть российским патриотом, любить Россию». Этого мнения придерживаются свыше 90 % респондентов в Воронежской, Калининградской, Саратовской, Свердловской обл., около 80 и более в Приморье и Томской обл. Причем везде свыше 60 % считают, что это очень важно.

Патриотические чувства – это эмоциональный компонент идентичности. Конечно, вряд ли кто-то любит у нас государственные институты, чаще их критикуют, а реально к ним проявляют большую или меньшую лояльность. А вот любить можно страну, людей, поэтому этот индикатор можно интерпретировать как эмоциональный элемент именно гражданской идентичности.

Известно, что в России и за рубежом часто обсуждается реакция населения нашей страны на так называемую потерю статуса «великой державы», растущий государственный и этнический национализм (не в бытовом понимании этого термина, а научном и политической – как стремление к более высокому статусу в мировом сообществе, приоритете государственнических или, в случае с этническим национализмом, этнических интересов над всеми другими, в том числе интересами личности, граждан), наконец, так называемая ментальность (говоря социологическими терминами – ценностные ориентации) россиян.

Мы предусмотрели блоки вопросов, которые могли стать индикаторами традиционалистских или модернизационных трендов, гиперидентичности, изоляционизма или открытости, что очень важно для определения будущего России. Об этих трендах мы подробнее будем говорить в сценарных прогнозах, но пока нам важно представить сегодняшнюю ситуацию как точку отсчета и в значительной мере как прогноз на www

Достаточно очевидно, что за общероссийской идентичностью скрываются региональные различия социально-политических ориентаций и модернизационных установок «разных скоростей».

При том, что 85 % по общему массиву опрошенных считают себя гражданами новой России, 49 % еще чувствую себя в разной мере советскими людьми. Это чуть меньше, чем данные, которые получал Левада-Центр к середине первого десятилетия 21 века, и почти совпадает с ответами на вопрос «какая политическая система кажется Вам лучше – советская (до 90-х), нынешняя или по образцу западных стран?» в 2005 г.[14] Правда, «в значительной мере» себя ощущают советскими людьми в большинстве регионов 15-26 %, что есть это главным образом старшее поколение, но в Свердловской обл., где, как будет ясно из дальнейшего анализа, довольно продвинутое население, - 46,5 %.

Скажем прямо, идентичность россиян достаточно противоречива в современных условиях. Какая-то часть еще ностальгирует по прошлому, но все же немало и тех, кто ассоциирует себя с людьми, разделяющими европейские ценности. Таких в целом по массиву 36 %, в Приморье их 22, в Воронежской, саратовской – 29, но в Томской, Свердловской – 57 %.

Практически половина граждан в изучаемых регионах (48 %) ассоциирует себя с теми, кто добился успеха в современных условиях. В калининградской, воронежской, Саратовской обл. – 44-45 %, в Томской – 57, а в Свердловской – 62 %. Правда, в значительной степени ощущают себя так не более 1/5 ответивших. Но имея ввиду российскую привычку больше критиковать себя, а не хвалить (не высовываться) это очень неплохие оценки и ориентации.

Конечно, сохраняются и традиционалистские ценности, не в смысле уважения к традиции, к прошлому, а в смысле тормозящих переход на понимание современного образа жизни в глобализирующуюся эпоху.

К сожалению, мы располагаем не столь большим и точным набором индикаторов, отражающих такие ориентации, но об этом, например, говорит то, что 78 % респондентов считает необходимым, чтобы быть россиянином – «надо родиться в России», 84 % полагают, что для этого надо «прожить в России большую часть жизни», причем свыше 50 % считали, что и то и другое очень важно. Между тем очевидно, что в совсем недавнем прошлом Россия была частью СССР, да и главное - представление о свободной мобильности  - это один из важных показателей современной жизни, модернизации. Конечно, далеко не все россияне еще просто знают об этом и не привыкли к таким явлениям. Возможно также, на ответы по этому вопросы влияет отношение к быстро прибывающую потоку иноэтничных мигрантов (о чем - далее).

О том, что эти установки обусловлены настроениями этнической замкнутости, что тоже является проявлением традиционализма, говорит коррелирующая ориентация на то, что россиянин должен быть той же национальности и того же вероисповедания, что и респондент (поскольку среди наших респондентов большинство русских), то есть должны быть русскими, православными. С первым мнением согласны 46 %, со вторым – 58 % по массиву в целом, а в Калининградской, Свердловской обл. – свыше 50 %.

Таким образом, мы имеем российских граждан с утвердившейся государственной идентичностью, безусловно формирующейся гражданской идентичностью, чаще оформленную через эмоциональную сферу, но по содержанию эта идентичность пока противоречива – в ней соединены и модернизационные тренды и традиционалистские.

До 2008 г. существенных изменений в идентичности россиян произойти не может. Система властных отношений не сменится, а направление идеологических воздействий уже четко выявилось (см. Ситуационный анализ). Оппозиционные силы достаточно слабы, чтобы изменить вектор идеологического влияния, а национально-патриотическая ветвь оппозиции, как установлено нами на основе анализа их сайтов, статей в газете «Завтра» и ж-ле «Наш современник» в основном склонны считать, что власть прислушалась к их голосу, о том же говорят евразийцы в лице Дугина[15].

Какие идеологемы стали совпадающими в официальном и национально-патриотическом дискурсе? Сильное государство, солидаризирующееся общество, которое противостоит международному терроризму, внешнему врагу, который намерен разрушить нашу страну, использовать наши ресурса. «Кое-кто … самыми грязными технологиями пытается разжечь в нашей многонациональной, демократической стране межнациональную и межконфессиональную рознь», «… Мы лишь отстаиваем свои экономические интересы и используем свои конкурентные преимущества», «… Мы обязаны последовательно укреплять наши вооруженные силы, …соразмеряя наши задачи… с характером потенциальных угроз и динамикой международной обстановки», «Наши партнеры … ведут себя некорректно, добиваясь односторонних преимуществ» говорит Президент РФ в Послании ФС в 2007 г. с достаточным основанием можно говорить, что в 2008 другого, кроме инерционного варианта прогноза, дать вряд ли реально.

Консолидация основный по численности групп населения будет происходить на основе оборонного сознания. 63 % респондентов в целом по массиву считают, что «Западные страны ставят целью ослабить Россию». Различия по регионам вокруг этой доли очень небольшие, лишь в Воронежской обл. эти настроения заметно сильнее (74 %), что скорее всего связано с долей сельского населения в этой области, и худшим, чем в ряде других регионов, экономическим положением.

44 % граждан полагают, что «Проникновение другой культуры и языка вредит населению» (при этом различия по регионам незначительны).

Правда, одновременно, пойти на снижение жизненного уровня во имя сохранения военной мощи готовы совсем не многие – 12 % (от 7 – 11 % в Калининграде, Приморье, Саратовской обл. до 21 – в Свердловской обл., возможно, в связи с тем, что здесь особенно пострадала значимая для региона военная промышленность).

Есть все основания полагать, что в 2008 политики будут разыгрывать карты этнической мобилизации: 43 % респондентов согласились с тем, что Россия должны быть страной для русских. По данным Левада-Центра в 2005 г. по стране в целом людей с такими настроения было до 50 %. Наши данные отражают настроение, в основном, русского населения. МИОНы не работают в республиках Северного Кавказа и республиках Поволжья.

Известно, что после провозглашения этого лозунга рогозинским КРО содержание приобрело изоляционистское значение, хотя для кого-то из простых людей он звучит просто констатирующе. Однако мы проверили это значение, поставив вопрос согласны ли наш респонденты с мнением, что «национальность всегда будет разъединять людей», и оказалось, что совпадение ответов очень велико (43 – 40 % по массиву в целом), и по регионам расхождение ответов на этой вопрос не более, чем 4-5 %, что по условиям выборки не значимо, ответы только немного разошлись в Свердловской обл.. это дает основная полагать, что ответы на эти вопросы адекватно отображают изоляционистские установки.

Их можно объяснить пережитыми этническими вызовами, массовыми национальными движениями в СССР и в начале 90-х гг. в РФ, военными действиями и постконфликтной ситуацией в Чечне, уязвленными чувствами от отношения к русским в соседних странах. Но ясно, что межэтнические напряжения в 2008 не исчезнут.

Около 90 % во всех регионах не выразили желания принимать людей другой этнической принадлежности в стране, и тем более как граждан страны. Причем такие настроения имеют место как в центральных районах, так ив пограничных (Калининград, приморье – 90 %, Саратов, Свердловская обл. - 85). Конечно, это больше антииммигрантские настроения, чем этнические настроения. Об этом говорит то, что готовы работать с коллегами иной национальности от 73 % в Томской обл. до 53 – 65 % в других областях. И лишь  в Приморье – 44 %. И то, в каких-то случаях готовы контактировать здесь еще 37, 5. и в других районах тоже. Примерно такие же настроения в отношении соседства, еще больше готовность иметь близкого друга иной национальности. И даже в отношении супружеских союзов, близких родственников готовность к  межнациональному общению остается (согласны всегда – 56 %, в каких-то случаях - 18). Эти данные в целом согласуются с последними опросами Левада-Центра.

Главные проблемы с иностранными мигрантами те же, что в других странах – конкуренция за рабочие места (свыше 80 % по регионам) и жилье (50- 60 % и выше), отношение прибывающих к местным традициям – трудности их адаптации отметили 50 – 70 %, в наибольшей мере их ощущают в Воронежской, Свердловской обл, Приморье, т. е. там, где новых мигрантов больше.

Известно, что Президентская Администрация, Правительство уже принимают меры по урегулированию миграции, но общественные настроения быстро изменить не удастся. И это ощущение вражды будет подпитывать общественные фрустрации, недружелюбие, которые будут сталкиваться с реальными потребностями развития сферы обслуживания и экономики, и, естественно, отражаться в травматической идентичности.

Региональная идентичность на данном историческом этапе даже как бы подпитывает национально-гражданскую идентичность. Регионы становятся значимым ресурсом корректировки межэтнических взаимодействий. Чем больше будет доверия к федеральной и региональной власти, ощущения, что люди на местах принимают участие в принятии важных для них решений, тем надежнее  будет совместимость этих идентичностей у широкого круга граждан.

[1] Инициатива принадлежала В.А. Тишкову, но споры с ним вели и Р.Г. Абдулатипов, и Э.А. Баграмов, и Ж.Т. Тощенко, и В.И. Козлов и др.

[2] Подсчеты с помощью поисковой функции в программе Microsoft Word – Ctrl+F.

[3] Путин В.В. Послание Федеральному Собранию Российской Федерации. 8 июля 2000г.; Путин В.В. Выступления на встрече с представителями общественности по проблематике Северо-Кавказского региона. 8 ноября 2000 г. Ростов на Дону. //http://www.kremlin.ru/appears/2000/11/08/0000type63378_284244.shtml

[4] //http://www.kremlin.ru/appears/2004/02/05/2116_type63374type63378_60337.shtml

[5] Данилова Е. Н. Через призму социальных идентификаций//Россия реформирующаяся. Отв. ред. Л. М. Дробижева.  М., 2005. С. 226.

[6] Российская идентичность в условиях трансформаций. Отв. ред. Горшков М. К., Тихонова Н. Е. М., 2005.

[7] Российский Мониторинг Экономического положения и здоровья населения проводится Институтом Социологии совместно с Ун-том Сев. Каролины (США) и Институтом Питания РАМН.  Рук. с российской стороны Козырева П. М., Косолапов М. С.

* В ресурсную группу ИС РАН, создавшую программу исследования, входят Дробижева Л.М., Черныш М.Ф., Чирикова А.Е.

* В опросный лист этих исследований были включены блоки вопросов, фиксировавшие идентичности респондентов «мы-образы», которые корреспондировали с такими же вопросами в наших предыдущих исследованиях 90-х гг., что давало возможность провести сопоставления.

[8] Путин В.В. Послание Федеральному Собранию Российской Федерации 8 июля 2000 года.

[9] Только в Свердловской обл. их больше, что связано, видимо, с повышенной русскостью, стимулируемой высоким притоком мигрантов и в целом более высокой идентификацией по другим критериям (например, здесь и российскость самая высокая – 95 %, и людей, идентифицирующих себя с европейскими ценностями – 57 % при 36 % по массиву в среднем).

[10] Бурдье П. практический смысл. М., 2001. с. 111-112.

[11] http://www.kremlin.ru/text/appears/2005/04/87049.shtml

[12] http://www.kremlin.ru/text/appears/2007/04/125401.shtml

[13] При возможных отклонениях по условиям выборки различия эти совсем не большие и могут объясняться особенностями социального состава населения и условиями жизни.

[14] Общественное мнение - 2006. Аналит Центр Ю. Левады. М., 2006. С. 18.

[15] См. выступление А. Дугина на круглом столе в РГГУ, апрель 2007; на «Эхо Москвы», май 2007

Вы можете обсудить эту статью вфоруме