Была ли социология в СССР? Ответ Б.З. Докторову (22.06.2015)

Комментарий Б.З. Докторова к статье О.Н. Яницкого "Была ли социология в СССР?"

Уважаемый Олег, с большим интересом прочел ваши наблюдения. К сожалению, Борис Максимович Фирсов тяжело болен, он не работает на компе, не может ознакомиться с вашим текстом, тем более – высказаться по поводу написанного. Разрешите мне... я знаю книгу Фирсова, сам занимаюсь историей отечественной социологии с 2004 года, потому готов к дискуссии с вами... В чем вы правы? В том, что, не используя этот термин, вы фактически говорите о безлюдности исторических исследований в России. Безусловно, все исследователи, названные вами сделали много для становления и развития социологии в СССР и России, для фиксации и анализа социальных процессов, для подготовки профессиональных кадров. Все оставили след в истории нашей науки.

Но почему о них о всех и о тех, кого вы не назвали (не знаете? забыли? не захотели? не хватило места?...) должен был писать Фирсов? Я согласен с вашей высокой оценкой справочника Ж.Т.Тощенко «Социологи России», очень ценная работа. Но из не названных в ней фамилий советских / российских социологов можно составить очень толстую книгу. И в этом нет никакого умысла, напротив, зная ответственное отношение Тощенко к делу, его щепетильность в отношении к коллегам, могу с уверенностью сказать, что он стремился к максимальному охвату действовавших и действующих акторов нашего профессионального сообщества.<br />
Теперь немного о себе, об «одном нашем бывшем соотечественнике, а ныне гражданине США», весьма преуспевшем в анализе «советской социологии в динамике и в лицах». Такие лестные слова в адрес этого неназванного историка социологии, как то не соотносятся с вашими словами о том, что вы не знаете историка советской социологии Б.З. Докторова.

Обратитесь к сайту галерее социологов, с которыми я провел интервью http://www.socioprognoz.ru/index.php?page_id=207 , здесь уже сейчас 118 интервью. Это значит – 118 рассказов российских социологов о себе, о своих учителях, о своих живых и умерших коллегах... Замечу в частности, уже закончено и буквально днями будет размещено на указанном сайте обширное интервью (5 авторских листов с рисунками и фотографиями) с Ю.Г. Вешнинским, в котором 2 а.л. занимает раздел «Мой первый учитель в науке», это – о Л.Б. Когане. Ссылку пришлю...

Мне кажется, что собранная мною коллекцию интервью позволит мне и тем, кто найдет время для ознакомления с собранной информацией, многое понять в нашем прошлом, настоящем и будущем.<br />
Заходите...

Была ли социология в СССР? Ответ Б. З. Докторову (22/06/2015)

Яницкий О.Н.

Г-н Докторов мгновенно отреагировал на мою предыдущую публикацию в блоге, но, видимо, так торопился, что не ответил ни на один из поставленных там вопросов, касающихся методологии и теории написания текстов по истории социологии. Равно как и не опроверг ни одного факта, приведенного в той моей публикации. Г-н Докторов посвятил свой ответ напоминанию, что он тоже написал несколько работ – интервью с ведущими российскими и советскими социологами. Это факт, но не снимает ключевого вопроса: как историю советской социологии писать?

Нет сомнения, интервью с ведущими социологами России – это важный материал для познания нашей истории. Но, с моей точки зрения, это все же исходный материал, а по характеру – публицистика. Когда я в прошлом году опубликовал свой «Экологический архив», содержащий десятки интервью, это был именно архив, который другие исследователи, возможно, используют в будущем и совсем в других целях. Но и в этом, «архивном» случае я старался рассматривать биографии экоактивистов в их жизненном контексте. У меня и в мыслях не было выдавать эти три тыс. стр. за законченное историко-социологическое исследование. Поэтому вопрос, о чем речь – о серии «социологических портретов» российских социологов, или все же об истории советской социологии? – для меня вопрос принципиальный.

Может быть, я ошибаюсь, но интервью – это инвариант метода опросов общественного мнения. Меня же в данном случае интересовал вопрос: что мы изучаем – общественное мнение, то есть агрегированные субъективные оценки, или же социологические факты? Если уж пытаться писать историю социологии на материалах индивидуальных интервью, то лучше бы это сделать методом «устных историй» (oral histories), предложенном Паулем Томпсоном. Это метод хорош тем, что он сфокусирован не на истории отдельного человека, а на его восприятии истории своей страны, свидетелем или участником которой он был. Не знаю, сколь подробно г-н Докторов знает историю социологии США, но вначале своей карьеры как социолога я 10 лет был американистом и достаточно хорошо осведомлен о работах Р. Парка, Ю. Барджесса и других отцов-основателей Чикагской школы городской социологии. Я не говорю уже о работах Р. Пайпса и, особенно, о работах Л. Грехэма, американского историка, специально изучавшего историю становления советской науки в 1920-60-х гг. Если бы читатель знал, сколь тонкие и методически важные вопросы он мне задавал по истории советской науки, когда я был у него профессором-визитером в Массачузеттском технологическом институте в 1995 году. Но 25 годами раньше я получил также хороший урок от Р. Мертона и Д.С. Прайса, когда встретился с ними на заседании одного и того же исследовательского комитета на VII конгрессе Всемирной социологической ассоциации в Варне. Надеюсь, концепт «этоса ученого» Мертона  всем хорошо известен.

Работы Бориса Андреевича Грушина, основанные на серии массовых опросов общественного мнения, это – совсем другая история. Грушин писал именно историю нашей страны, это было его сверхзадачей. К тому же, его «47 пятниц», то есть работа над методикой массовых исследований, – образец чрезвычайно серьезного отношения к поставленной исследовательской задаче. 

Да, работали в СССР/России и американские обществоведы, изучавшие ее историю, как, например, Дуглас Вайнер (Douglas Weiner). Но Вайнер в течение 12 лет человек буквально не вылезал из российских архивов, а также брал интервью, изучал документы экологического движения, участвовал в его съездах и конференциях и т. д. Потом он опубликовал первую свою книгу (на английском и русском), затем обсудил ее здесь, еще в СССР. Потом работал еще 5 лет и опубликовал вторую книгу. И после этого еще много раз приезжал сюда и обсуждал со специалистами результаты своих работ. Как мне представляется, это – достойная модель работы иностранного ученого в России.

Предполагая, что г-н Докторов продолжит свою работу «там—здесь», я бы все же порекомендовал ему посмотреть работы серьезных профессионалов в области истории обществознания, а также изучить работы российских историков науки. И, в первую очередь, 6-томник дневников В.И. Вернадского. А также его работы непосредственно по истории науки. Например, когда уходил из жизни кто-либо из его старших коллег, Вернадский не писал стереотипного “in memoriam”, а обязательно делал анализ того вклада, который сделал тот или иной ученый в отечественную и мировую науку. Не знаю, насколько г-н Докторов хорошо знаком с работами французской «Школы Анналов», но томик Марка Блока «Апология истории» давно есть в русском переводе. Мой замечательный школьный учитель истории Дмитрий Николаевич Никифоров не раз говорил нам, что история – это не только история смены фараонов, царей  других выдающихся личностей. Наконец, были и есть и российские историки науки, например, акад. Дмитрий Сергеевич Лихачев, Аарон Яковлевич Гуревич его выдающиеся работы по истории средневековой культуры и, в частности, его знаменитая книга «История историка». Есть Евгения Львовна Рудницкая, и ее не менее известная монография «Лики русской интеллигенции», а также работы Натана Эйдельмана, Владимира Кантора и многих других российских историков и обществоведов. Как говорил один из виднейших историков социологии Юрий Николаевич Давыдов, история социологии есть, в сущности, ее теория. Эти и многие другие советские и российские историки научили меня отделять собственно научные концепции создателей Чикагской школы (и других американских социологов) от их политических взглядов и личных пристрастий. Что касается моих комментариев в отношении названной ранее книги Б.М. Фирсова, то они – лишь мои критические замечания к ней, а отнюдь не переход «на личности». Б. М. Фирсова я знаю давно, и всегда относился к нему с глубоким уважением.

Я убежден, что историю своей страны, в частности, историю социологической науки, должны писать люди, глубоко укорененные в этой среде, исторической, научной и общественной. Эта «укорененность» исследователя отнюдь не исключает его глубокой рефлексии по поводу ее провалов и достижений, ее места в мировом социологическом процессе, равно как и прогнозов ее динамики. Тем не менее, взгляд изнутри здесь  необходим.