Т.З. Адамьянц. Человек в информационной среде

 Т.З.Адамьянц. Человек в информационной среде

Тамара Завеновна Адамьянц, доктор социологических наук, профессор, главный научный сотрудник Института социологии РАН

Одним из условий существования и трансформаций человеческой цивилизации, бесспорно, является информационная (шире – социокультурная)  среда, которая, не спрашивая на то  индивидуального разрешения или согласия, окружает каждого из нас, как вода в океане, и от которой все мы, так или иначе, но зависим: узнаем новости и на их основе делаем выводы; принимаем или отторгаем идеи, нормы и образцы поведения и реагирования; получаем стимулы для тех или иных эмоций. И поскольку эта среда  людьми же и создается, можно говорить о постоянных взаимодействиях и взаимовлияниях человека с его информационной средой. 

Люди давно выработали критерии и методы оценки влияния  среды природной. Известно, например, что длительное охлаждение или перегрев для человеческого организма опасны и вредны; чтобы нейтрализовать их пагубное влияние, существуют различные способы подогрева и охлаждения. По мере возможностей отслеживается и корректируется влияние техногенной среды на жизнь и здоровье людей, а также на баланс в природе (собственно, это и есть экология). Ситуация же с влиянием информационной среды менее очевидна и потому не вызывает острого социального беспокойства, хотя это также экология – экология человека: от качества информационной среды зависит и качество нашей жизни. Речь в данном случае идет не только о чувстве комфорта и чувственного удовольствия, которые стремятся пробудить в аудитории создатели рекламных роликов типа “я этого достойна…”, но и о  нравственных ориентирах и, следовательно, судьбах подрастающего поколения и даже –  об информационной безопасности каждого из нас.

Напомним, как летом 2002 года во время трансляции футбольного чемпионата был показан рекламный ролик агрессивного содержания (где некий мужчина крушил стекла автомобиля бейсбольной битой), который  спровоцировал сходные действия и у части футбольных болельщиков, собравшихся в центре Москвы, а у других людей – вызвал страх, тревогу и даже панику. Подобных примеров можно было бы привести немало, однако организаторы негативно окрашенного информационного пространства, как правило,  к ответу не привлекаются.

Каким же образом измерить влияние информационной среды на социально значимые процессы в обществе, связанные, например, с неоправданными страхами и тревожностью людей, с их разобщенностью, агрессивностью, изменением традиционных качеств национального менталитета? Отсутствие до недавнего времени реально работающего инструмента такого измерения и, соответственно, релевантных доказательств для вполне обоснованного социального беспокойства позволяло (и продолжает позволять) существование и даже процветание не только вышеупомянутой, но и иной, противоположной точки зрения, связанной с утверждениями о преувеличенных страхах и опасениях некоторых не в меру активных, не понимающих веяний времени и тенденций “открытого мира” ретроградов.

Прозвучат, например, на обсуждениях и дискуссиях предложения убрать или хотя бы ограничить на телеэкранах видеопродукцию  агрессивного содержания – а у противоположной стороны наготове “убойные” отповеди: что, и советские фильмы  о войне запретить, ведь там тоже убивают? А, может, и балет “Лебединое озеро”  теперь не годится: там  тоже не сплошная идиллия?..  Далее сценарий один и тот же: пресса (не вся) тут же подхватывает: как можно посягать на свободу слова!  И обескураженные “ретрограды” (хотели ведь как лучшие),  представленные отдельными представителями науки и культуры,  сферы образования и управленческих структур,  а также некоторой частью  мам, пап, бабушек и дедушек, или тушуются, чувствуя себя и вправду отставшими от жизни, или же – не знают,  где и какие  найти аргументы, чтобы доказать обоснованность своих тревог и опасений.

Для общественного мнения о современных коммуникационных процессах характерны несколько разнонаправленных тенденций: с одной стороны, это интересы бизнеса и личной выгоды, прикрывающиеся идеей свободы слова, с другой  – интуитивные и разрозненные волнения о духовности и нравственности, о  будущем страны, нации, человеческой цивилизации…

Есть и третья составляющая – это те, кто, помня о былых идеологических временах, связанных с жесткой цензурой и не желая   подобных повторений, пусть и ради иных задач, предпочитают, чтобы ничего не менялось.

Есть, наконец, и четвертая составляющая – огромное количество вполне спокойных и довольных потребителей того, что им предлагается, то есть те люди, о которых в политических и медиасферах говорят: “пипл хавает”.  Общеизвестно, что аудитория – это современный “живой товар”, за который идет  довольно ожесточенная борьба и количество которого тщательно отслеживается посредством еженедельных, ежедневных и даже ежесекундных рейтингов: чем больше такого “товара”, тем выше ставка на рекламу и тем, соответственно, выше коммерческая прибыль.  

Такая неопределенная ситуация может длиться бесконечно долго, до тех пор, пока не замолчит последний из тех, кто тревожится (а это, хочется надеяться, вряд ли случится), либо – пока информационная среда вновь, как и в былые времена, не начнет организовываться по цензурному принципу (и что-то подобное в сфере телевизионной информации уже начинает возникать). И тот, и другой варианты – конечно же, регресс. Свобода слова –  великое завоевание демократии, и ограничить ее – значит сделать шаг назад.

Обществу, однако, необходима  и свобода слова относительно тех социальных издержек, которые  несет в себе свобода слова,  ориентированная  на интересы бизнеса, а у нас она преимущественно именно такая. Кстати,  свобода от чего  может быть при таком раскладе? И можно  ли тогда надеяться на “самокорректировку” работников СМИ, пусть они и примут об этом бесконечное число обязательств или даже хартий? (Последняя, напомним, была принята летом 2005 года.)   

Так есть ли выход из этой, казалось бы, тупиковой ситуации? Единственное направление, где его следует искать, – в широком использовании технологий  социальной диагностики коммуникативного пространства, которые  дают информацию о социально значимых результатах взаимовлияний между человеком и его информационной средой, с учетом настоящих и будущих социальных последействий. [Речь идет о комплексных междисциплинарных технологиях, разработанных в Институте социологии РАН и не имеющих аналогов в мире; их автор – создатель семиосоциопсихологической концепции социальной коммуникации,  выдающийся российский ученый Тамара Моисеевна Дридзе (1930-2000)[1].]

Для принятия различного рода решений, связанных с социальной коммуникаций, а они принимаются бесконечно, и каждому человеку в отдельности, ежели, конечно, он в этом заинтересован, и, тем более, специалистам, следует представлять, что именно происходит или может произойти в результате “встречи” разных групп аудитории с тем или иным фильмом или мультфильмом, телепрограммой или компьютерной игрой, книгой или эстрадной песней, и т.д., причем представлять не абстрактно, но – на уровне научно обоснованных исследовательских данных.

Делать выводы о влиянии на аудиторию того или иного произведения, исходя исключительно из “набора” его содержательных элементов, – это вчерашний и даже позавчерашний день. Сцены  жестокости, например, есть и в советских фильмах о войне, и в современных информационных телепрограммах, и  даже в мультфильмах, которые смотрят дети. Однако коммуникативные намерения авторов, или та равнодействующая мотивов и целей (употребляется также термин “интенциональность”), которая побудила  их к созданию этих произведений, всегда разная, она и не может быть одинаковой, даже ежели, сделаем такое допущение, эти произведения состоят из одного и того же “набора” фактов и сведений.

Современные социально-диагностические технологии позволяют с максимальной точностью “высветить” равнодействующую мотивов и целей (интенциональность) любого целостного, завершенного произведения (это может быть и книга, и телепрограмма, и мультфильм, и устное выступление, и т.д.), причем даже в тех случаях, когда автор старается свои истинные цели и мотивы, скрыть, завуалировать (типичная ситуация при желании влиять, воздействовать, манипулировать), а также – когда он, напротив, вообще не ставит задачи их сформулировать (все художественное творчество, как известно, интуитивно).

Комплекс авторских мотивов и целей (интенциональность) является фактом объективной реальности, и его доказательное “проявление” делает любые попытки манипулирования несостоятельными; можно, например, наглядно доказать, что  мотивационно-целевые (смысловые) доминанты  “Лебединого озера” связаны не с агрессивностью, но – с  совсем иными, общезначимыми человеческими ценностями.

 Ожидать, что бизнес, кормящийся  на просторах современного социокультурного пространства, по доброй воле профинансирует  такого рода диагностику, не приходится,  а социального заказа на нее пока нет. Мало того, в общественное сознание довольно успешно внедряется представление о разовости, нетипичности случаев негативного влияния информационной среды на подрастающее поколение, а также – о некоей странности, маргинальности  радетелей за ее оздоровление.     

Социально-диагностические технологии позволяют определить, какой процент  аудитории и как именно воспринимает то или иное произведение и, соответственно, каким будет социальное последействие: какая часть школьников, например, поймет, что  в мультфильме, вызывавшем ожесточенные дискуссии, – сплошное “прикалыванье”, и какая – этого не поймет и  начнет подражать главным героям, отличающимся и впрямь довольно странным поведением.

Операционализация характеристики, связанной с умением человека адекватно понимать  мотивы и цели, которые руководили автором, коммуникатором (а, в конечном счете, – другого), позволяет принципиально новую дифференциацию аудитории – по  коммуникативным навыкам (употребляются также термины “группы сознания”, “социоментальные группы”).

Путем специальных исследовательских процедур можно просчитать реальные пропорции в социуме людей, различающихся своими коммуникативными навыками при “встрече” с теми или иными произведениями, жанрами, способами общения и т.д. Среди школьников Москвы, например (исследование проводилось в 2003-2004 гг., было опрошено более 600 школьников всех возрастов), пересказывавших по просьбе интервьюера свои любимые сказки, а также  недавно прочитанные книги, причем те книги, которые им понравились, такой уровень понимания, который можно назвать адекватным, обнаружили всего 18,2 %  опрошенных[2].

Среди “взрослой” аудитории общественно-политических и информационных материалов СМИ адекватное понимание мотивов и целей коммуникатора  вот уже на протяжении нескольких десятилетий, то есть с того времени, когда начались подобные исследования, стабильно обнаруживают от 13 до 18% испытуемых, в зависимости от формы организации и подачи конкретного материала[3].  Сопоставление прямых и косвенных свидетельств и наблюдений ученых, мыслителей, деятелей искусства и т.д. по данной проблеме позволяет сделать вывод, что проблема эта общечеловеческая, существующая на протяжении многих  веков; это значимая характеристика уровня развития человеческой цивилизации.

Следует добавить, что уровень развития коммуникативных навыков, как оказалось, не зависят ни от пола, ни от возраста, ни от рода деятельности, ни от места жительства, ни даже (казалось бы!) от уровня образования человека. 

Оказалось также, что практически все характеристики, определяющие представления человека об окружающем мире и о своем месте в нем (так называемые “картины мира” или “образы мира”),  соотносятся с уровнем развития его  коммуникативных навыков.  Люди с развитыми коммуникативными навыками более дружелюбны, более толерантны (по отношению к представителям другой национальности, другого вероисповедания и т.д.), чем те, у кого такие навыки развиты лишь частично либо – совсем не развиты. Именно  эта немногочисленная группа аудитории – с развитыми коммуникативными навыками –   легко распознает любые    манипулятивные приемы и способна критически отнестись как к модной  сегодня “прикольности”, так и к необычным, зачастую противоречащим нормам общепринятой морали, авторским фантазиям и вымыслам.  Остальная же  часть аудитории, в большей или меньшей степени,  но поддается манипулятивным технологиям, и,  как правило, готова слепо подражать главным героям современных бестселлеров, мультфильмов и кинофильмов, компьютерных игр, популярным эстрадным певцам, телезвездам,  публичным личностям и т.д., даже в тех случаях, когда их поступки и эмоции оказываются не совсем в ладу или – совсем не в ладу с общепринятыми нормами морали – теми, которые традиционно предлагаются школой, семьей, классическим искусством, религией.

Так, по данным вышеупомянутого анкетирования школьников Москвы,  многие современные дети персонифицируют себя не с позитивно ориентированными героями, как это было еще несколько десятилетий тому назад, но – с персонажами популярных телезрелищ, в том числе с ведьмами, волшебниками, роботами, мутантами и прочими суперсущностями, мечтая прежде всего о вседозволенности и личном могуществе. При этом характеристики, которые такая группа детей давала своим избранникам, заставляют задуматься: персонаж нравится, потому что он клёвый, прикольный, смешной; потому что его все боятся, потому, что он злой…

У пяти процентов школьников  "картины мира" оказались абсолютно негативными: эти дети недружелюбны по отношению к сверстникам другой национальности или другого вероисповедания; окружающий мир кажется им плохим, злым, неласковым, недружелюбным; в игровых ситуациях им  предпочтительнее роль агрессивных  персонажей, например, тигра Шерхана из сказки про Маугли или киллера из компьютерной игры; в реальной жизни они, по собственному признанию, часто дерутся, причем это занятие им нравится; главным движущим мотивом в драках оказывается сам факт противостояния, неважно с какой целью и на чьей стороне. Такие дети могут стать потенциальными инициаторами асоциальных явлений в своей взрослой жизни. В настоящее же время, подчеркнем этот факт, это обычные дети из  обычных семей большого и в целом благополучного города.

Еще у 13,6% школьников "картины мира" также вызывают тревогу. Нет уверенности, что из них вырастут гармонично развитые, позитивно настроенные люди. Более чем у 30% школьников – смешанные реакции по перечисленным выше параметрам[4].

Для получения объективных данных о влиянии социокультурной среды на разные группы аудитории, и прежде всего на детей и молодежь, необходим социальный заказ (и соответствующее финансирование).  Нужна и возможность широкой гласности для обнародования  полученных исследовательских результатов. И тогда родители и педагоги, воспитатели и работники культурных учреждений смогут обоснованно отбирать или рекомендовать, и, главное, объяснять реальную, подлинную мотивационно-целевую направленность наиболее популярных телепрограмм, мультфильмов, компьютерных игр, книг и т.д.

Нужны такие данные и общественным и экспертным советам, которые сейчас создаются при различных властных, общественных и профессиональных структурах 

Отгородить, изолировать современного человека, даже – ребенка от социокультурной среды практически невозможно, да и надо ли: знания о последних новинках – это элементы социализации личности.  Приоритетность в обладании новыми знаниями, в том числе сведениями о новинках в сфере культуры, пусть и культуры массовой, связана с ощущениями престижности, “включенности” в современные реалии.  Много ли, например, найдется сегодня школьников, которые не знали бы о Гарри Поттере или  семействе Симпсонов? Иное дело – относиться к такому рода знанию критически, не поддаваясь слепому подражанию. А такое отношение,  встречается только среди тех, у кого развитые коммуникативные навыки, то есть – для небольшой части аудитории…

Пока же надо признать, что большинство людей в информационной среде не то что беспомощны – они, как им кажется, вполне самостоятельны, однако фактически подвержены и воздействию, и манипулированию, и  бездумному подражанию. Надо признать и то, что мотивационно-целевые ориентиры значительного числа произведений, которые предлагаются современной аудитории,  стирают традиционные грани между добром и злом: это и неразборчивость героев в средствах достижения цели, и поэтизация силы, брутальных отношений, “прикольного” поведения, неких волшебных способностей, дающих могущество и признание. И поскольку такая информационная среда воспринимается вышеупомянутыми группами аудитории как самостоятельно избранный источник удовольствия и развлечения, общество имеет то, что имеет. 

В заключение следует сказать, что коммуникативные навыки, характеризующие степень  умения человека адекватно понимать другого, поддаются совершенствованию. Обучающие методики, развивающие коммуникативные навыки личности, разработаны и успешно апробированы, причем – в рамках нашей отечественной науки. Позитивные сдвиги после занятий  по развитию таких навыков зафиксированы не только у студентов вузов, но даже и у школьников младших классов[5]. И если мы сможем перевести научные эксперименты на широкие рельсы повседневного обучения в вузах и школах, человеческая цивилизация сделает реальный и значительный шаг вперед.

[1] См, например, Дридзе Т.М. Две новые парадигмы для социального познания и социальной практики // Социальная коммуникация и управление в экоантропоцентрической и семиосоциопсихологической парадигмах. Отв. ред. Т.М. Дридзе. Книга 1. М.: ИС РАН, 2000, С. 5-42.

[2] См. Дети и проблемы толерантности. Отв. ред. Адамьянц Т.З. М., ИС РАН, 2003; Адамьянц Т.З. Диалог как основа толерантности”. М., ИС РАН, 2005.

[3] Дридзе Т.М. Текстовая деятельность в структуре социальной коммуникации. – М.: Наука, 1984; Массовая информация в советском промышленном городе. Опыт комплексного социологического исследования / Под редакцией Б.А. Грушина и Л.А. Оникова. М., Политиздат, 1980; Жаворонков А.В. Российское общество: потребление, коммуникация и принятие решений. – М.: Вершина, 2007.

[4] См. Дети и проблемы толерантности. Отв. ред. Адамьянц Т.З. М., ИС РАН, 2003; Адамьянц Т.З. Диалог как основа толерантности”. М., ИС РАН, 2005.

[5] Адамьянц Т.З. Социальная коммуникация. Учебное пособие. – М.: ИС РАН, 2005; Адамьянц Т.З. Социальные коммуникации. Учебная программа. – М.: ГУУ, 2005; Адамьянц Т.З. В поисках смыслового и эмоционального контакта / Мир психологии,  2002, №4; Адамьянц Т.З. От человека разумного – к человеку понимающему: к проблеме развития коммуникативных навыков студентов  / Вестник университета (ГУУ), 2007, №3.

Вы можете обсудить эту статью в форуме