Российская идентичность в социологическом измерении

<<назад

оглавление

>> дальше

9. Внешнеполитические аспекты российской идентичности

Одной из главных составляющих политического курса, с которым Россия вступила в XXI-ое столетие, стало стремление восстановить во многом утраченные ею в предшествующий период политический вес и влияние в международных делах. Не заявляя претензий на роль сверхдержавы, администрация В. Путина поставила задачей закрепиться в числе ведущих глобальных игроков в рамках отстаиваемой ею концепции многополярного мира. При этом ставка делалась не столько на материальную мощь, сколько на «попутные ветры» геоэкономики и геополитический ресурс «хартленда», занимающего срединное положение в перекрестии  коммуникаций, связывающих между собой главные точки роста современной цивилизации. При  всех оговорках, которые в этой связи могут быть сделаны, нельзя не признать, что эта стратегия в целом проводилась достаточно эффективно. Причем не только в плане осуществления тех или иных внешнеполитических комбинаций и многосторонних экономических проектов (прежде всего, разумеется, трубопроводных), но и с точки зрения общего тонуса внутренней политической жизни и умонастроений населения.

Как же преломляется, проводимая страной, внешняя политика в сознании россиян? Что они думают по поводу складывающейся внешнеполитической ситуации? Как оценивают отношения с другими странами и народами? Какое место в мире, по их мнению, занимает современная Россия? 

Как неоднократно отмечалось, центральное место в российском политическом дискурсе занимает образ Запада. Причем не только по вполне понятным прагматическим мотивам: исторически Запад выступает для России в роли «значимого другого», с которым так или иначе связана вся система смыслов, задающих характерные для российской ментальности картины мира. Здесь всегда обнаруживается некий иррациональный остаток, проявляющийся то в предельной открытости, то в замкнутости и изоляционизме, то в доходящей до самоотречения уступчивости, то в нежелании учитывать даже «разумные» (с точки зрения партнера) аргументы.

Как показывают данные социологического мониторинга массового сознания, проведенного Институтом на протяжении всей второй половины 90-х годов, в российском обществе шел процесс смены подходов, ценностей и ориентиров. В ходе этого процесса менялся как образ самой России, так и  эмоциональная тональность восприятия других стран и народов. Отношение практически ко всем странам, составляющим «активный» международный горизонт Российской федерации, претерпело заметное охлаждение. Но особенно резко и быстро изменились отношения россиян к Западу. Если первая половина 90-х годов была временем увлечения перспективами вхождения в «сообщество цивилизованных государств», сопровождавшееся попытками массированного переноса зарубежного опыта на отечественную почву, то в середине десятилетия в российском обществе формируется своего рода неоконсервативная волна, лейтмотивом которой становится отход от западнических увлечений периода становления демократии. В середине 90-х годов в массовом сознании постепенно утверждается мнение, что западный путь развития, при всех своих привлекательных сторонах, для России не подходит. Культурно-историческая самобытность России интерпретировалась в этом контексте уже не как «проклятие», а как непреходящая базовая ценность. Соответственно этой новой парадигме переосмыслялось и отношение между «Мы» и «Они» в его международном преломлении, в том числе и применительно к внешнеполитическим задачам государства.

Первоначально эти сдвиги в общественном сознании имели характер внутреннего самоутверждения и не несли в себе собственно антизападной направленности. Уровень симпатий к США и ведущим государствам Западной Европы вплоть до конца 90-х годов оставался высоким, превышая уровень антипатий не менее чем в 7-9 раз (по разным странам данная пропорция несколько варьировалась). Однако неуклонно осуществляемое вопреки опасениям и протестам Кремля расширение НАТО на восток, бомбардировки Сербии, появление американских военных баз в государствах Центральной Азии и планы развертывания элементов американской ПРО в Восточной Европе, настойчивые попытки выстраивать систему глобальных коммуникаций в обход России, явственно выраженная склонность к поощрению антироссийского политического вектора в СНГ и Балтии убеждали россиян в том, что западный мир в целом занимает далеко недружественную по отношению к России позицию. В результате образ Запада в сознании большинства российских граждан получил прочную смысловую связку с факторами угрозы.

Данные социологических опросов указывают на то, что такие умонастроения очень широко распространены в российском обществе и сегодня. Вместе с тем  картина, которую мы получили в результате проведенного исследования, оказалась отнюдь не черно-белой. Она выявила разновекторность массового сознания, наличие в нем противоположно направленных тенденций. Отметим, в частности, что тестирование наших респондентов на эмоциональную окрашенность различных понятий выявило некоторое улучшение отношения к Западу по сравнению с концом
90-х годов. Так, в 2000 г. это слово вызывало негативные ассоциации у 53%-54% россиян, а положительные – у 46%-47%. В настоящее время это соотношение выровнялось и стало практически паритетным. Еще более показательно распределение мнений по поводу того, как складываются в последнее время отношения России с Западом. Несмотря на явно нарастающее взаимное недовольство, вылившееся в настоящую медиаканонаду взаимной критики, около 35% наших сограждан убеждены в том, что эти отношения в последнее время улучшились, тогда, как противоположного мнения придерживаются в два раза меньшее число опрошенных – чуть более 16% (наряду с этим приблизительно каждый четвертый ответил, что отношения остались такими, какими и были).

В этой связи представляют интерес некоторые результаты, полученные в ходе выявления представлений россиян о том, к каким странам мира, символизирующим соответственно Запад и Восток, ближе всего Россия: а) по культуре, б) по экономике,
в) по национальному характеру. В ходе опроса респонденты давали оценку социокультурной дистанции между цивилизациями, отмечая место России по
11-балльной шкале. Этот методический прием, начиная с 1998 г., неоднократно включался в программу наших исследований, что позволило к настоящему времени сформировать эмпирическую базу для построения временного ряда данных, в рамках которого достаточно отчетливо просматриваются определенные тренды. Ниже, в таблице 25, представлены полученные нами данные за 1998, 2004 и 2007 годы.

В процессе интерпретации данных в таблице 25, естественно было бы считать, что оценки, проставленные респондентами в одной из клеточек в левой части предложенной им 11-балльной шкалы, относят Россию к Западу, а в правой – к Востоку. При этом сравнительная интенсивность «западных» и «восточных» черт культуры, экономики или национального характера выражается положением соответствующей клеточки на шкале – проставившие крестик или галочку в крайней левой из них, очевидно, придерживались мнения, что Россия в соответствующей сфере социальной жизни практически ничем не отличается от стран Запада, а те, кто выбрал крайне правую, стремились тем самым  подчеркнуть ее «восточную» или, если угодно, «азиатскую» сущность. Остается еще центр шкалы, одинаково удаленный и от крайней правой, и от крайней левой позиций. Его нельзя однозначно соотнести ни с Западом, ни с Востоком, поэтому в настоящем контексте разумно было бы интерпретировать проставленные здесь оценки как указывающие на промежуточную «евразийскую» природу России. Поскольку сопоставление «веса» одной-единственной позиции с «весом» любой из полуосей уже априори представляется методологически сомнительным, то в качестве «евразийского» участка шкалы мы обычно рассматривали все ближайшие позиции к центральной точке шкалы (т.е. не только 6-ю позицию, но и примыкающие к ней справа и слева 5-ю и 7-ю). 

Таблица 25

К каким группам стран Россия ближе всего, в %(цифры в каждой из клеточек 11-балльной шкалы обозначают процентную долю респондентов, отметивших в своем ответе данную клеточку,
в общем числе ответивших)[1]

Исходя из сделанных только что методологических пояснений, дающих ключ к интерпретации полученных данных, обратим внимание на некоторые особенности распределения ответов, которые были даны нашими респондентами в разные годы и применительно к различным сферам жизнедеятельности российского общества. 

В 90-е годы большинство россиян (50%-51%) отождествляли себя с Западом только в культуре. Экономика, царившего в те годы «дикого» капитализма, казалась им чисто азиатским или, в лучшем случае, каким-то смешанным, «евразийским» явлением (количество ответов, проставленных в 4-х правых клеточках шкалы и в центральной ее части было примерно равным и составляло в обоих случаях чуть больше 41%). Что же касается национального характера, то по этому параметру россияне совершенно определенно аттестовали себя как «евразийцев» (в центральной части шкалы сконцентрировано около 55% ответов, тогда как в «западной» – приблизительно треть, а в «восточной» – менее 12%). Несмотря на колебания значений соответствующих показателей (которые, впрочем, чаще всего не выходили за рамки значения возможной статистической погрешности), эта картина, в общем и целом, сохранялась и в 2004 г.

Однако позднее ситуация стала меняться, причем довольно парадоксальным образом. Любой внимательный наблюдатель легко заметит, что психологическую атмосферу российской общественно-политической жизни сегодня во все возрастающей степени определяет крепнущее чувство самостоятельности, растущая уверенность в себе, сопровождаемые стремлением дистанцироваться от Запада. Однако индикаторы, характеризующие российскую идентичность в ее отношениях к Западу и Востоку, как это ни странно, сдвинулись в прямо противоположном направлении. И если в оценках культуры, где россияне традиционно более всего сближали себя с Западом, указанная тенденция лишь слегка просматривается (доля считающих, что по культуре Россия стоит гораздо ближе к США, Англии, Франции, чем к Индии или Китаю, увеличилась с 2004 г. всего на 6%), то применительно к экономике можно говорить уже о значительной корректировке взглядов. Хотя наибольшее количество ответов так же, как в 1998 и 2004 гг., пришлось на центральную – «евразийскую» – часть рассматриваемой нами шкалы, процентный «вес» которой почти не изменился (ныне он составил 40,6%), однако в остальном картина изменилась «с точностью до наоборот». Доля считающих, что современная российская экономика приобрела «западные» черты увеличилась по сравнению с 1998 г. более чем в 2 раза (с 17% до 36,4%), в результате чего она почти вплотную подтянулась к «евразийскому» центру. В то же время  процент тех, у кого народное хозяйство России по-прежнему ассоциируется с Востоком, в такой же пропорции сократился и ныне составил не более пятой части от общего объема выборки.

Но если динамику оценок экономики можно объяснить рационально (за последние годы действительно была проделана очень большая работа, направленная на то, чтобы придать российскому капитализму более или менее «цивилизованный» облик), то полученные в ходе опроса данные, касающиеся национального характера, оказались достаточно неожиданными, в том числе и для нас самих как последователей. Здесь стабильным оставался уже не центр, а правая часть шкалы, где аккумулируются мнения той довольно немногочисленной части россиян, которые соотечественникам представляются «людьми востока»; перераспределение же голосов происходило между центром и левой частью шкалы. Если в 1998 г. и в 2004 г. более половины опрошенных старались разместить россиян на приблизительно равном удалении от американцев, англичан, французов, с одной стороны, и китайцев, индийцев, японцев с другой, то в 2007 большая часть ответов (около 42%) впервые оказалась сконцентрирована на левой оконечности шкалы, перевесив «евразийский» ее участок примерно на 3%-4%.

Чем вызвана эта совершенно «нелогичная» тенденция, на первый взгляд, идущая вразрез с мейнстримом российской политической жизни? Единственным разумным объяснением, на наш взгляд было бы то, что в действительности она сформировалась вовсе не вопреки, а, скорее, даже  благодаря той переоценке Запада, которая произошла в российском обществе на рубеже истекшего и нынешнего столетий. Определившись со своими целями и интересами, и более отчетливо осознав собственную самостоятельность, российское общество просто утратило психологическую потребность в том «надрывном» антизападничестве, которое до недавнего времени достаточно сильно проявлялось и в общественно-политической публицистике, и в массовом сознании: зачем без конца подчеркивать то, что и так стало вполне очевидным? В результате многие оценки и самооценки стали более объективными, утратив эмоциональный накал, обычно присущий борьбе за самоутверждение.  В такой ситуации психологически легче признать в себе какие-то «западные» черты без риска утратить собственную идентичность. Надо учитывать и то, что Запад в российском самосознании выступает в разных ипостасях, причем в зависимости от конкретных условий на первый план может выходить то одна, то другая из них.

В качестве доминирующего субъекта международных отношений Запад представлен  различными политическими, военно-политическими и экономическими структурами. Наиболее проблемной из них, в глазах россиян, является НАТО. Еще в середине  90-х годов, когда российская политическая элита уже активно заявляла о своей обеспокоенности решениями и действиями этого блока, большинство россиян воспринимало ситуацию весьма благодушно. Так, в 1998 г. только 4,4% опрошенных считали Североатлантический альянс источником реальной опасности. Однако всего через год, под влиянием спланированной и осуществленной натовскими стратегами военной акции в Югославии, уже около половины опрошенных характеризовали его как враждебную России структуру. С тех пор отношение к НАТО в российском обществе продолжает оставаться устойчиво негативным, причем такое  положение уже достаточно прочно закрепилось на уровне эмоционального восприятия. Сегодня, согласно данным настоящего опроса, само слово «НАТО» вызывает положительные чувства менее, чем у одного респондента из четырех, тогда как отрицательные – у 76% опрошенных.

Уже давно целый шлейф негативных ассоциаций сопровождает в массовом сознании образ США и американской политики. Если в 1995 г. свыше 77% наших респондентов воспринимали упоминание о США вполне благожелательно и только 9% неприязненно, то в начале текущего столетия  доля первых сократилась до приблизительно 37%, вторых же, напротив, выросла до 40%. В дальнейшем этот ушедший в минус баланс мнений стабилизировался и с тех пор практически не менялся. Нынешний опрос вновь подтвердил эти цифры: положительно относятся к США  примерно 37% опрошенных, а отрицательно – почти 45% (см. табл. 26).

Таблица 26

Какие чувства вызывает у россиян упоминание о различных странах мира, в %

Негативная аура Соединенных Штатов, конечно, не могла так или иначе не распространиться на их союзников, в совокупности составляющих Запад как особый геополитический и культурно-исторический субъект. По сравнению с началом и даже серединой 90-х годов практически все они также лишились некоторой части своих приверженцев из числа россиян, хотя и не в такой степени, как США. При этом довольно отчетливо просматривается следующая закономерность: чем более самостоятельную и критическую позицию по отношению к американской стратегии глобального доминирования занимает та или иная страна Запада, тем теплее относятся к ней россияне. Безусловным их фаворитом, несомненно, является Франция, которая со времен де Голля держится особенно независимо. Количество россиян, которым нравится эта страна, превышает число ей не симпатизирующих, примерно в 8,5 раз. Несмотря на нелегкие для многих представителей старшего поколения воспоминания о Второй мировой войне, достаточно уважительно и дружелюбно воспринимается также Германия. В данном случае перевес симпатий над антипатиями также достаточно убедителен – он составляет приблизительно 3:1. Свыше 72% российских граждан оценивают нынешние отношения России с Германией как хорошие и очень хорошие, тогда как плохими или очень плохими их назвали всего 7,5% (кстати, до 37% россиян считают, что общая трагедия времен войны, скорее сближает, чем разъединяет бывших противников). А вот «туманный Альбион», который часто безоговорочно поддерживает даже такие действия США, которые другим кажутся чрезвычайно сомнительными, на этом фоне несколько проигрывает. Если в 1995 г. по уровню популярности среди россиян Великобритания почти не уступала Франции и на 7%-8% опережала Германию, то в 2007 г. она уже отстает от Германии примерно на 11 процентных пунктов.

Попытки сыграть роль противовеса России не прошли даром даже для традиционно близкой ей Украины: в данном случае обращает на себя внимание не только довольно скромная позиция, которую она заняла в «рейтинге симпатий», но и необычно высокий для «братской республики» уровень антипатий. Однако, как видно из приведенной таблицы, еще хуже выглядит в глазах россиян Польша, пытающаяся играть роль лидера проамериканских сил в Евросоюзе и  одновременно – одного из главных критиков политической стратегии Кремля и спонсируемых им геоэкономических проектов.

Подвижный баланс прозападных и антизападных настроений в российском обществе, несомненно, надо рассматривать как фактор, влияющий на складывающийся в массовом сознании образ Европы. Этот образ в целом привлекателен и окрашен в отчетливо позитивные тона. Европа для россиян – это нечто  более близкое, чем Америка или, допустим, Азия (хотя, как видно из таблицы 26, отношение к таким традиционно связанным с Россией азиатским странам, как Индия или Казахстан, отнюдь не хуже, чем к любой отдельно взятой европейской стране, исключая подчеркнуто позитивное отношение к Франции). В ходе настоящего и предшествующих исследований выяснилось, что индикатор положительных  реакций на слово «Европа»  весьма высок. В 2007 г. он зафиксирован на уровне 72%. Выше по рейтингу идет только Россия (около 96%). А вот «Азия» и «Америка» в этом плане существенно проигрывают восприятию слова «Европа» (соответственно 20% и 30%). 

Интересно отметить, что между числовыми значениями индикаторов, отражающих эмоциональное восприятие понятий «Европа» и «Европейский союз (ЕС)», существует разительный перепад, который устойчиво держится на уровне около 20%. Летом 2002 г. положительные ассоциации с первым из этих понятий  зафиксированы у 79%, а со вторым – только у 59% респондентов, в 2007 г. – соответственно у 72% и 53%. Объяснить этот факт, который, на первый взгляд, может показаться логической аномалией, можно только тем, что Европа, как особое культурно-историческое образование, ближе и понятнее россиянам, чем Европа – ЕС, выступающая в виде институционального субъекта международной политики.

Сопоставляя мнения наших респондентов по разным вопросам, касающимся положения России в мире, мы в свое время сделали вывод о том, что Европа выступает в политическом мышлении наших сограждан как бы в двух ипостасях – «западной» и «собственно европейской». Из чего, в частности, следовало, что недоверие к ней как Западу может уравновешиваться тяготением к ней именно как к Европе[2].

В то же время  отмеченная выше тенденция к сокращению дистанции, которая, в глазах наших сограждан, отделяет их от Запада, по идее должна была бы способствовать  снятию негативной нагрузки с «западной» составляющей образа Европы и тем самым способствовать в общем итоге еще большему распространению благоприятных оценок Европы в российском обществе. Однако, на деле этого не произошло. Если сопоставить результаты наших исследований, в которые, начиная с 2000 г., включался тест на эмоциональное восприятие социально-политических концептов, можно заметить, что доля респондентов, у которых слово «Европа» вызывает положительные чувства и  ассоциации все это время постоянно уменьшалась. Происходило это не очень быстро, но неуклонно, и за какие-нибудь 6-7 лет уменьшение, о котором идет речь, стало весьма ощутимым (2000 г. – 83%, 2004 г. – 79%, 2007 – 72%). Соответственно этому неприязненные реакции на слово «Европа» стали встречаться значительно чаще (в 2000 г. они были зафиксированы у 17% опрошенных, а в 2007 – уже у 27%).

Симптомы охлаждения россиян к Европе проявились и в идеологически отрефлектированной «картине мира». В 2002 г. и 2004 г. большая часть наших сограждан (почти 42%) поддерживала тезис о том, что Россия – это часть Европы, которая органически принадлежит европейской истории и в ХХI веке будет теснее всего связана именно с этой частью мира. Сегодня за это утверждение высказалась меньшая доля населения – 35%. Прежняя точка зрения уже не преобладает: примерно такое же количество опрошенных считает, что Россия не является в полной мере европейской страной, а представляет собой совершенно особую – евразийскую цивилизацию, и в будущем центр ее политики будет смещаться на восток.

Учитывая то обстоятельство, что вопрос об отношениях с Европой (и одновременно об отношении к Европе) имеет не только сугубо прагматический смысл, но и глубоко укоренен в проблематике российской идентичности, эта тенденция, на наш взгляд, заслуживает пристального внимания.

Что вызвало ее к жизни? Ответ на этот вопрос во многом  подсказывает анализ мнений по поводу того, какими мотивами руководствуются развитые европейские государства в своих отношениях с Россией. В настоящее время лишь около четверти наших сограждан придерживаются той точки зрения, что европейские страны заинтересованы в выходе России из кризиса, причем за последние 5 лет эта цифра весьма заметно сократилась (на 12%). Еще меньшее число (приблизительно один человек из пяти) согласились с тем, что европейцы стремятся к всестороннему и равноправному сотрудничеству с Россией. Большинство же россиян убеждены в совершенно обратном: около половины – в том, что Европа видит в усилении России угрозу и потому не желает ее действительного подъема, а почти 2/3 – в том, что ее интерес к России ограничивается исключительно природными ресурсами. Такая интерпретация намерений и действий европейских стран преобладает по существу во всех социально-демографических группах и лишь несколько смягчается у категории граждан, имеющих материальный достаток выше среднего.

В этой связи полезно поразмышлять над тем, что, по мнению россиян, мешает развитию доброжелательных и конструктивных отношений между Россией и странами Евросоюза. Поскольку возможных помех такого рода можно назвать довольно много, удобнее всего привести распределение  высказанных на этот счет мнений в виде таблицы, дифференцированной по параметрам, которые, как показал анализ, дали наибольший разброс точек зрения по данному вопросу  (см. рис. 43). 

Рисунок 43

Что мешает конструктивному развитию отношений между Россией и ЕС  (в % к числу опрошенных)

Как видно из приведенных данных, респонденты не склонны видеть проблему ни в «неевропейском» характере российского менталитета, ни в слишком большом наплыве наших сограждан в Европу, ни в застарелых предрассудках и предубеждениях, ни в слабости молодой российской демократии, ни в чрезмерно жесткой внешней политике нынешней российской администрации и ее «газовой» дипломатии. Не придают они особого значения и поддержке Евросоюзом оппозиционных Кремлю политических сил и отдельных политиков. Самым главным фактором, сдерживающим взаимное сближение, они назвали стремление Евросоюза навязывать другим свое понимание демократии, а также расширение НАТО на Восток. На это указали в своих ответах до трети опрошенных. Приблизительно каждый пятый называл также нежелание Евросоюза допускать российский бизнес на свои рынки и стремление Запада переписать историю Второй мировой войны, поставить под сомнение решающий вклад СССР в победу над фашизмом (при этом на первое – больше внимания обращает молодежь, а на второе – люди предпенсионного и пенсионного возраста).

[1] В таблице не указаны затруднившиеся с ответом.

[2] См. подробнее: Изменяющаяся Россия в зеркале социологии. М., 2004

<<назад

оглавление

>> дальше