Молодежь новой России: ценностные приоритеты

<< назад

оглавление

>> дальше

Раздел 4. Россия: прошлое, настоящее, будущее

4.1. Образы России в историческом самосознании молодежи и старшего поколения

Самосознание любого общества начинается с истории. Ее символически значимые события формируют смысловую основу национальной и гражданской идентичности. В то же время историческое сознание подвержено как бы незаметному воздействию повседневных перемен. Меняется жизнь – и вслед за ней постепенно меняется и историческое сознание. Вот почему результаты социологического зондирования исторических представлений, особенно поколения, только вступающего в жизнь, являются эффективным инструментом социальной диагностики и могут иметь важное значение как для прогнозирования политического поведения населения, так и для понимания действий различных сегментов политической элиты.

Как известно, исключительно острые и притом публичные дискуссии на тему «белых пятен истории»  развернулись в период «перестройки». Несомненно, они всколыхнули общественность и оказали огромное моральное влияние на россиян и граждан других республик бывшего СССР. Влияние это ощущается до сих пор. Однако и в постсоветский период отечественная история осталась сферой глубоких разногласий, многие аспекты исторического пути России за последние полтора десятилетия неоднократно пересматривались, причем оценки некоторых событий и явлений прошлого в СМИ, школьных учебниках и выступлениях ведущих государственных деятелей страны  меняли свой знак с отрицательного на положительный и обратно.

В 1995 г. в ходе одного из наших массовых опросов респондентам задавался вопрос, «Каким периодом истории России, начиная со времени петровских преобразований, они в наибольшей степени гордятся?» Распределение мнений по этому вопросу показало, что симпатии населения страны  фокусировались лишь в одной точке. Это – личность и дела Петра Великого. На тот момент ими гордилось свыше 54% опрошенных.

Исследование «Молодежь Новой России…» (1997 г.) дало аналогичные результаты, которые практически подтвердили прежние данные. Молодежь ориентировалась на те же оценочные модели, которые были в то время характерны для массового сознания в целом. Свое восхищение  Петром и его свершениями высказали свыше 48 % респондентов в возрасте до 26 лет. Второй по рейтингу эпохе – «золотому веку Екатерины» – было отдано по крайней мере в 3,5 раза меньше голосов, остальные  периоды отечественной истории: отмена крепостного права, революция, правление Сталина, «оттепель», «застой»  и т.д. вплоть до  недавнего прошлого («перестройка» и президентство Б.Н. Ельцина) привлекли симпатии совсем немногих – от 2% до 6% опрошенных  юношей и девушек.

Спустя 10 лет тот же вопрос на оценку основных периодов истории России был вновь предложен молодым россиянам. Изменились ли с тех пор образы истории в сознании молодежи и в массовом сознании вообще?

Как показали полученные данные, ответ на этот вопрос зависит от того, в каком аспекте мы рассматриваем проблему исторической ментальности. Если вести речь о структурно-типологических характеристиках ценностной модели истории, то ее общая конфигурация сохраняется. Петровский период в целом сохраняет свое центральное положение на ценностной шкале исторических образов, но, по сравнению с данными середины 90-х годов, индикатор его привлекательности довольно заметно снизился. Применительно к молодежи это снижение составило не менее 8% (с 48% до 40%). В старшей группе оно оказалось не столь значительным (с 40% до 33%) (см. табл. 4.1).

Таблица 4.1

Какие периоды в истории страны вызывают чувство гордости у представителей различных поколений россиян, %

	Старшее поколение		Молодежь
	1997 г.	2007 г.	1997 г.	2007 г.
1. Эпоха Петра	36	33	48	40
2.Эпоха Екатерины	11	12	14	14
3.Реформы  Александра II	7	6	6	7
4.Революционные годы и период установления Советской власти	5	3	2	2
5.Эпоха Сталина	6	6	4	8
6.Период Хрущева	5	6	2	2
7.Период Брежнева	16	30	6	4
8.Период Горбачева	3	3	3	3
9.Период Ельцина	4	1	5	2
10.Другой период	5	8	0	9
11.Никакой период	10	8	8	12
12. Затрудняюсь ответить	14	18	14	25

Очевидно, перед нами не случайная флуктуация, а тенденция. Но чем ее можно объяснить? Какие факторы определяют отношение  молодых россиян к тем или иным вехам отечественной истории?

Как выяснилось, очень многие. Так, существенно сказывается на характере полученных в ходе опроса ответов тип поселения, в котором проживают респонденты. В частности, «дела Петровы» наиболее сдержанно воспринимаются в мегаполисах. Здесь доля поклонников первого российского императора  падает до необычно низкого уровня – 27%. Зато практически вплотную к этому значению подходит рейтинг Екатерины II – 23%, что почти вдвое выше, чем в среднем по выборке. Основной вклад в общее число голосов, поданных «за Петра» вносят сегодня жители села, где данное мнение поддержало более трети опрошенных, и особенно малых городов (43%).

С другой стороны, жители сверхкрупных городских агломераций отличаются почти полным неприятием Сталина и сталинизма, в то время как молодые жители «одноэтажной провинции» отдали соответствующему периоду истории, хотя и не слишком большую, но достаточно заметную часть своих симпатий (до 7%). Вообще следует отметить, что популярность Сталина и его эпохи в молодежной среде в целом за 10 лет возросла примерно в 2 раза. Ностальгия по брежневскому «застою», как и следовало ожидать, в целом больше всего характерна не для молодых, а для людей более старшего возраста. Но сельская молодежь составляет исключение: в этой среде значение соответствующего индикатора почти такое же, как в контрольной группе, составленной из респондентов старше 40 лет (10%) (см. табл. 4.2).

Таблица 4.2

Какие периоды в истории страны вызывают чувство гордости у россиян (среди жителей различных типов поселений), %

Можно было бы предположить, что многие исторические симпатии и антипатии тесно, даже сильнее всего, связаны с индивидуальными политическими предпочтениями. И материалы исследования в целом подтверждают такую гипотезу. Общая тенденция состоит в том, что образы Петра и петровской эпохи более всего по душе твердым сторонникам нынешнего политического истеблишмента. Те, кто хотел бы вновь видеть Президентом России В.В. Путина, составляет 43%–44 %, а, среди тех, кто готов поддержать Д.А. Медведева – 47%. Противоположные позиции занимают люди левых убеждений. В общем числе сторонников социалистической идеи Петром и его эпохой гордятся  28%, а среди тех, кто ориентируется лично на Г.А. Зюганова – всего 8%. Женщины-политики (например, В. Матвиенко, И. Хакамада) симпатизируют Екатерине II и высказываются в ее пользу в 2,5-3 раза чаще, чем в среднем по выборке. Однако максимума популярности Екатерина достигает среди поклонников Г. Явлинского, которые, возможно, даже отдают ей предпочтение перед Петром I (окончательный вывод сделать затруднительно в силу того, что электорат Явлинского представлен в составе выборки всего тремя десятками респондентов, что недостаточно для статистически точных обобщений).

Сильно сказывается на выборе исторических героев уровень образования. Петровские преобразования ближе всего по духу студенчеству и тем, кто уже закончил вузы. В этой группе уровень симпатий к Петру I и его эпохе значительно выше среднего – 47%, в то время как среди имеющих образования не выше среднего он колеблется от 30% до 36%. Надо, однако отметить, что в середине 90-х годов доля поклонников Петра I среди молодежи с высшим образованием была намного выше и составляла примерно 64%–65%[1].

Для объяснения этой динамики можно выдвинуть разные гипотезы. Однако, если детально сопоставить все имеющиеся данные, кажется, правомерным связать историю с социальным опытом сегодняшнего дня. Ведь кто такой Петр I, какую идею и какие явления общественной жизни он символизирует? Конечно же, для глазах «среднего» россиянина он прежде всего крутой реформатор и западник (то, что последнее не совсем верно, это историческая тонкость, о которой знают только специалисты). Поэтому снижение значения образа Петра в глазах населения, в том числе наиболее образованной и приобщенной к процессам модернизации части молодежи, естественно было бы интерпретировать как следствие разочарования в реформаторстве и западничестве. Действительно, как известно из материалов других наших исследований, сегодня из каждых трех россиян по крайней мере двое считают Россию страной, которой лучше всего подходит собственный, самобытный путь развития. Среди молодежи такая постановка вопроса распространена несколько менее, чем у поколения «отцов» и тем более «дедов», – поэтому и разочарование в петровском наследии, как мы видели, затронуло ее не в такой степени, как представителей старших возрастных групп – однако и в молодежной среде данная тенденция прослеживается. 

Как сегодня признано, Петр I, конечно, – деспот, который не только «не останавливался перед варварскими методами борьбы против варварства», но и разрушил до основания своеобразный «сословный демократизм» русского общества XVII века. Поэтому в отмеченном выше падении его популярности можно видеть косвенное проявление антидиктаторских умонастроений и подсознательную неудовлетворенность  выстроенной в последние годы предельно зарегулированной политической системой, которая в собственно политическом поведении,  пока не проявляется  (даже напротив, создается впечатление, что большинство граждан ее безоговорочно поддерживает, с энтузиазмом голосуя за «Единую Россию»).

И, наконец, еще об одном. В свое время мы отмечали, что подсознательное влечение россиян к образу Петра I объясняется еще и тем, что в массе своей они видели в нем наиболее полное выражение традиционного для  народного менталитета представления о «настоящей», «правильной» власти – жесткой и даже жестокой, но вместе с тем по-своему самоотверженной, но главное, способной предложить нации и общую цель, и «общее дело», которое правитель обязательно должен делать своими собственными руками и как бы рядом со всеми. Присутствие тех или иных элементов данного архетипа является в России обязательным условием широкой популярности, и оно практически всегда ощущалось в манере,  риторике и символических жестах тех носителей верховной власти, которым удавалось ее добиться (не исключая и ныне действующего президента В.В. Путина).

Отмеченная же нами тенденция к сокращению сферы влияния петровского мифа может рассматриваться двояко. С одной стороны дело, видимо, в том, что образ Петра стал отчасти утрачивать свое символическое значение. Те его черты, которые раньше воспринимались как концентрированное выражение народного духа, будучи спроецированными на действия российской власти в последние 10–15 лет, вдруг подверглись переоценке. В этой ситуации архетипические функции могут передаваться другим эпохам и историческим персонажам («век Екатерины» в столичных  городах, Сталин и Брежнев в малых городах и на селе).

С другой стороны, как нам кажется, сегодня уже можно говорить и симптомах трансформации самих архетипов, на которых строятся государство и государственность. За последние полтора десятилетия россияне не только настрадались, но и обрели навык социальной самостоятельности. Что, естественно, в перспективе ведет к постепенному снижению популярности тех моделей власти, которые основаны на психологической потребности иметь все видящего, все знающего и везде успевающего Хозяина. В этой связи  нельзя, конечно, не обратить внимание на то, что отстроенная за последние годы «финансово-административная система», в которой реальное политическое участие все больше уступает место сверхрегламентации и всеохватывающей опеке общества сверху, не очень-то соответствует данной тенденции. На рубеже столетий российская политическая элита сумела «поймать» настроения масс и при их молчаливом одобрении осуществить удачную смену власти в Кремле. Но настроения населения быстро меняются, властные же структуры, взявшись за осуществление громоздкого и требующего времени проекта, похоже, могут от этих изменений отставать.