Тихонова Н.Е., окончила философский факультет МГУ (1975 г.); доктор социологических наук (2000 г.); Высшая школа экономики, зав. кафедрой социально-экономических систем и социальной политики (2003 – 2012 гг.), профессор-исследователь (с 2012 г.); Институт социологии РАН, зам. директора по науке (2005-2012 гг.), главный научный сотрудник отдела социально-экономических исследований (с 2012 г.). Основные области научного интереса: социальная стратификация российского общества, социально-экономические последствия реформ для социальной структуры российского общества в целом и различных групп населения, социокультурная трансформация и модернизация российского общества, реформирование социальной политики и его социальные последствия. Интервью состоялось: июнь 2014-февраль 2015 г

Таблица 1. Поколенческая стратификация собранного массива биографических данных

Процесс интервьюирования продолжается почти одиннадцать лет и, думаю, завершится летом этого года. Зная к каким поколениям относятся социологи, с которыми сейчас проводятся интервью, можно сказать, что приведенное в Таблице 1 распределение респондентов по обозначенным семи поколениям, не претерпит значительного изменения. Пожалуй, лишь несколько увеличится пропорция социологов двух последних когорт.

Таким образом, первичная информация о поколениях практически собрана и теперь предстоит огромная работа по ее анализу и созданию портретов каждого из поколений и нашего сообщества в целом.

Наталия Евгеньевна Тихонова, интервью с которой приведено ниже, принадлежит к четвертому поколения отечественных социологов. И беседу с нею я рассматриваю с двух взаимодополняющих точек зрения: какую «новую краску» оно добавит к уже имеющемуся образу своей профессионально-возрастной когорты и не разрушит ли сказанное ею сложившееся ранее представление об этой общности. Ведь всегда приходится ожидать появление фактов такого уровня новизны, неожиданности, что они могут разрушить прежние теоретико-эмпирические построения и выводы.

В целом сообщенное Натальей Тихоновой о ее социализации и пути в социологию вписывается в семантическое пространство, образованное воспоминаниями социологов четвертого поколения. Интерес к философии, возникший как бы без каких-то видимых причин; в действительности, он может рассматриваться следствием ее начитанности и желания узнать реальную жизнь: намерение девочки из интеллигентной семьи, жившей в центре Москвы пойти после школы работать на ЗИЛе. Поступление на философский факультет и быстрое освоение правил, духа логического мышление, позволивших ей в будущем работать в разных областях знаний. Аспирантура, где интерес к обществу подвел ее от анализа проблем ноосферы к тематике «социальной экологии». Кандидатская была защищена в начале 1981 года, в ней рассматривалась история взглядов К.Маркса и Ф.Энгельса на взаимодействие общества и природы. Согласно рассказанному Тихоновой,  ее исследование, в современном понимании границ и методов социологии, можно отнести к истории и методологии социального познания, или к теории социологии. И если это так, то в траектории ее движения в социологию обнаруживаются те же реперные точки, что и в биографиях представителей ее (четвертого) поколения социологов.

Правда, сама она отсчитывает свое «пребывание» в социологии с 1987 года, когда сложилось ее сотрудничество с Андреем Григорьевичем Здравомысловым. Однако я моем понимании, ее работа «в паре» с ним потому развивалось успешно, что в его коллектив она пришла с солидной социологической подготовкой. В конце 80-х лишь оформилась ее социологическая прописка, тогда как процесс вхождения в социологию начался значительно раньше. Как не вспомнить собственный опыт... Двадцатью годами раньше Тихоновой, весной 1968 года, когда я пришел к Здравомыслову и стал работать в крошечной социологической группе при кафедре марксистко-ленинской философии Ленинградской высшей партийной школы, я не знал о существовании такой науки. Замечу, многие мои коллеги-математики, принадлежащие к третьему поколению социологов, которые помогали социологам в обработке данных опросов, пребывали в аналогичном состоянии.

Каждый человек, рассказывая историю своей семьи, описывая процесс ранней социализации, получения образования, начало и развитие собственной карьеры, выстраивает нечто уникальное, единственное. Вместе с тем это уникальное во многом является цепочкой сюжетов, фактов, аргументов, часто встречающихся, повторяющихся в биографических повествованиях его коллег, прежде всего –представителей его социологического поколения. Все эти более или менее часто встречающиеся жизненные коллизии в совокупности образуют «матрицу событий», или «событийный каркас» большинства биографий. И в этом смысле все сказанное Натальей Тихоновой в полной мере укладывается в матрицу событий, присутствующих в биографических воспоминаниях социологов ее поколения. При этом в интервью видна уникальность ее жизненной траектории, удивительное погруженность в научной поиск, ее успешность в разработке многих проблем социологии.

До тех пор, пока проведенных интервью было немного, настоящий проект имел лишь одну, заданную мною направленность - историко-социологическую, но постепенно в нем «самостоятельно» раскрылось еще одно свойство, он стало историко-культурологическим. Рассказы моих собеседников о своих родителях, бабушках и дедушках, более далеких родственниках, о том, где они жили, как перемещались по стране, что им пришлось испытать в годы Революции и Гражданской войны, в период коллективизации, индустриализации и в предвоенные годы. Отдельные страницы – война: фронт, тыл, эвакуация; борьба с космополитизмом, смерть Сталина. Более ста интервью с социологами – это рассказы о многих сотнях людей, среди которых были представители знати и научной элиты, крупные офицеры и крестьяне, выпускники лучших российских и зарубежных университетов и безграмотные крестьяне. Были жители столиц и небольших провинциальных городов, северных деревень и еврейских местечек. Неожиданно для меня изучение предбиографий моих коллег дало информацию о добровольной и принудительной географической миграции населения, о социальных перемещениях.

И здесь тоже, но уже применительно ко всей совокупности моих собеседников, образовалось «матрица событий», и я каждый раз соотношу содержание новой социо-культурной информации с тем, что встречалось ранее. Особенно это касается редких событий.

Так, в рассказе Натальи Тихоновой есть крайне интересные, уникальные данные, к примеру: «мои бабушки и дедушки и со стороны мамы, и с папиной стороны еще в юности приехали в Москву. В итоге наш «род» живет в Москве уже 100 лет»; «историю своей семьи я знаю с начала 19 века, т.е. примерно за последние 200 лет»; «Я - типичный представитель потомственной разночинной российской интеллигенции – в своем роду я представляю уже четвертое поколение людей с высшим образованием»; «Если же рассматривать не социальный, а этнический состав семьи, то с ним у меня тоже типичная для России картина, т.е. во мне намешана много «кровей» - от немецкой и голландской до эстонской и цыганской, хотя доминирует, конечно, русская».

Действительно, нечасто можно встретить представителей московских семей со сто летней историей, мало тех, кто знает историю своей семьи за два столетия; лишь единицы могут сказать о себе, что среди их родителей, дедушек-бабушек, прадедушек-прабабушек были люди с высшим образованием. Не могу сказать что многие отмечали подобное богатство этнического состава семей.

И все же, моя матрица социо-культурных событий включает такие случаи. Приведу несколько примеров, это – фрагменты интервью с социологами разных поколений:

А. Г. Здравомыслов (I поколение): «Я родился и вырос в русской интеллигентской семье. Мой отец был уже третьим человеком в роду, получившим высшее образование, причем и он, и его отец были выпускниками Петербургского университета; этот же университет окончили и я, и моя дочь. Сама моя фамилия говорит о происхождении из духовного сословия и о незаурядных способностях моего прадеда, который получил эту фамилию по окончании Новгородской духовной академии. Среди моих предков и родственников есть герои обороны Севастополя и 1854–1855, и 1941–1942 годов. Многие из моей родни сложили головы на полях русско-японской, Первой мировой и Великой Отечественной войн. Среди моих предков были князья и дворяне, крестьяне (в том числе крепостные), военные, вплоть до генерал-майора, священнослужители и разночинцы — почти вся Россия».

Я.И. Гилинский (II поколение): «...я закончил 281 среднюю школу в 1952 г. Время «убийц в белых халатах» и «пятого пункта», а мой отец, Илья Яковлевич Гилинский, – и с «пятым пунктом», и в белом халате (врач-невропатолог и научный сотрудник института физиологии АН СССР, канд. мед. наук). Да и двоюродный дядя мой, нарком Гилинский [1], был расстрелян как «враг народа» в 1938 г. <…> Моя мать – Редько Елена Львовна, не просто русская, а русско-украинка. Моя бабушка со стороны матери, урожденная Давыдова, принадлежала к довольно старому русскому роду (увы, связь с гусаром и поэтом Денисом Давыдовым не установлена). Ее отец – мой прадед – был аж старший егерь Его Императорского Величества и проживал с семьей под Питером в Мариенбурге, где были, как говорят, угодья царской охоты. Братья бабушки были частично «золотопогонниками», офицерами русской армии, а потому своевременно сбежали после Великого Октября».

Сымонович Ч.Э. (III поколение):: «От старших родственников слышал в среднем детстве, что мой прадед Чеслав Аполлинарий (?) Каэтан (?) Сымонович был родом из шляхты Ковенской губернии. Отец гордился: «Наша фамилия “нобилитирована” в 1768 г.», о чём он-де видел запись в книге дворянских родов этой губернии. Бабушка упоминала, правда не гордясь, ибо гордиться к моменту её рождения в 1889 г., видимо, было уже нечем, что сей прадед оказался железнодорожным служащим во Владикавказе (?).<…> По материнской линии я – правнук Председателя Духовного управления мусульман СССР (в 1924 -–36 гг.) Ризаэтдина Фахретдинова. Сей муж был администратором поневоле, сожалея об отвлечении его от дела его жизни – просвещения масс мусульман, прежде всего Поволжья и Приуралья. Мне, не знающему его языков, приходится принимать на веру утверждения его внучек о сотнях публикаций Ризаэтдина, о мудром исполнении им обязанностей судьи, о десятках томов богословских и востоковедческих рукописей, забранных сразу после его смерти в Центр, где их след затерян. Его сын, а мой дед, Габдулахат закончил Химический ф-т СПб Императорского университета, а в советское время служил в Москве «бухгалтером в наркомате»(?), был репрессирован в 1930-е гг. Его жена, т.е. моя бабка, Фирдоус вернулась в Татарию и сумела дать дочкам -  моей матери Эльмире и тётке Деляре, образование. Первая стала врачом, вторая – искусствоведом».

М.А. Тарусин (IV поколение): «Я москвич в пятом поколении, то есть примерно с середины XIX века. <…> Дедушка – потомственный русский дворянин по роду с XVI века, до тех пор предки его были шляхтичи, перешедшие на службу к русскому государю. На улице Немецкой до сих пор стоит особняк, построенный по проекту Казакова, в котором дед провел свое детство. Мать деда была немка из Пруссии, а со стороны отца польская кровь сочеталась с эстонской – бабушка моя родилась в Эстонии. Так что кровей в нашей семье намешано много. Но в России не кровь определяет человека, а принадлежность к земле русской, к ее истории, языку, культуре. Дед, получивший образование в Москве, в лицее для привилегированного сословия, а до этого учившийся в Мюнхене, а потом в Лондоне, был человеком энциклопедических знаний».

А.М. Никулин (V поколение): «По материнской линии я происхожу из поволжских немцев и поволжских украинцев. Я как-то попросил мою бабушку (маму моей мамы) Амалию Давыдовну незадолго до ее смерти рассказать историю нашего рода. Она помнила историю семьи от имени прадеда с 1840-го года. Уже тогда жили мои предки немцы в Покровской Слободе (ныне город Энгельс Саратовской области) и окрестных немецкоязычных селах. Все в этом немецком роду по профессии были или колбасники, или сапожники. Муж бабушки дед Семен был хохол по фамилии Зейко, потом в советском паспорте его фамилию сокращенно записали как Зей. Они поженились в годы гражданской войны, когда в Поволжье царили голод и бандитизм. У Бабушки отец и мать, многие братья и сестры умерли от тифа или погибли в хаосе гражданской войны. <…> Мой отец Никулин Михаил Петрович 1936-года рождения родом из центрально-черноземных крестьян Липецкой области. У них в семье было четверо детей (отец третий по счету), когда в 1941-м из колхоза на фронт призвали его отца и старшего брата, вскоре погибших на войне. Итак, осталась моя бабушка Маша с тремя детьми в то нищее и голодное военное и послевоенное время особенно для крестьян».

В целом, настоящее интервью не только обогащает наши знания об успешно действующих российских социологах, но свидетельствует о логической валидности информации, заключенной в проведенных беседах.